Заставляю девочек чистить зубы каждый день. Только делают они это с неохотой. Всему виной, наверное, ледяная вода, которая сводит зубы до ломоты. Я уже не помню, как это бывает хорошо, когда существует горячая вода.
Никак не могу приучить девочек ложиться спать одних. Саша без меня не может уснуть. Если я сержусь и ухожу читать в ванную комнату, то она сядет на кровати и плачет и канючит: «Мама, хочу спать с мамой». Моё сердце не выдерживает, и я опять иду к ней, ложусь с ней рядышком. Её обязательно нужно обнять, прижать к себе, только после этого она уснет. Ну а я после такого расслабления рядом с дочками, уже не могу привести себя в порядок и делать что‑то.
Дни становятся длиннее, так что вчера я ходила гулять с Сашей после восьми вечера. Она обожает качаться на качелях, и просит, чтобы я раскачивала её высоко. Ей страшно, она визжит, но просит раскачивать ещё сильней. Когда залазит на лесенку–стенку в нашем дворе, то каждый раз кричит: «Папа, папа, сними меня!» Все прохожие люди оборачиваются и смотрят на нас с жалостью…
Как нам тяжело без тебя… Скучаем…
Приснись мне сегодня ночью. Целую, твоя жена.
— Знаешь, Александр, я так тебе сочувствую, — Шинейд собирает грибы на своей стороне полки и обращается ко мне. Одновременно говорит и убирает грибы.
— Спасибо, Шинейд, ты настоящая подруга.
— Я хочу поделиться с тобой своим горем, Александр, веришь ли, что и нам, местным людям тоже, порой, приходится сложно жить. Моя дочь инвалид с детства, её нижняя часть тела парализована. Недавно мы получили письмо посетить врача в больнице в Дублине. Представь себе, приём был назначен на три часа дня. Там мы были в 2.45. Всё время моя дочь находится на инвалидной коляске. Постоянно на коляске. Она вынуждена страдать бесконечно. Мы ждали приёма так долго, что готовы были уехать домой. Нас приняли только в шесть вечера! Мы прождали три часа!!! Где справедливость, где сочувствие к инвалиду, где сострадание, где порядок? Когда врач нас принял, то отпустил тут же через две минуты, сказав нам, что сам не понимает, для чего моя дочь была приглашена. Он сказал, что с ней всё в порядке и велел нам ехать домой.
— Это бессмысленно и жестоко, Шинейд.
— Вот и я об этом, Александр. Представь, как мы расстроились и устали, в конце концов.
— Я не понимаю, Шинейд. Врач дал клятву Гиппократа. Как совесть врача, позволяет ему морить инвалида в очереди? Как он может не принять бедного человека по времени?
— Вот именно, Александр — бедного. Ты знаешь, сколько сами врачи получают? Сумасшедшие деньги!
— Да, Шинейд, понятно, что и врачам нужны деньги, но в то же время, лечение людей, это проявление доброты. Доброта должна быть бескорыстна.
— Да, это, кажется так, хотя они ведь долго учились, потому они так много зарабатывают.
— Медицина, это призвание, а не бизнес. Понимаешь ли, если у бизнесмена есть возможность обмануть и получить десятикратную прибыль, он обязательно обманет! Какую опасность может представлять врач, который находится в преступной связке с производителями медикаментов? Какую опасность может представлять врач, которому выгодно манипулировать пациентом?
— Не может такого быть, Александр.
— Может, ещё как, Шинейд. Деньги сверх меры рождают снобизм и пренебрежение, а врач должен сострадать. Богатый не может сострадать и сочувствовать.
— Точно, ты прав, мы были у врача в Дрогхеде. Сам он толстый, полная противоположность здоровому образу жизни. Налицо неумеренность в еде и напитках. И знаешь, что, Александр, он был спесив и надменен. Он смотрел на нас как на волос в тарелке супа.
— Вот и я об этом, врач должен зарабатывать наравне со всеми.
— О, да я погляжу, ты на самом деле Русский коммунист, как про тебя люди говорят!
— Может и коммунист, а может и русский шпион. Это не важно, но я хочу заметить, что в то время, которое в СССР называлось временем коммунистической морали, большинство клятв и обещаний сдерживались добросовестно, и клятва Гиппократа в том числе.
— Пусть так, но с другой стороны, врач должен рисковать своей зарплатой, а не какой‑то там глупой моралью.
— Умоляю тебя, Шинейд. Много ли ты знаешь врачей, кто что‑то выложил из своего кармана? Ха! Врач рискует собственными деньгами! Как ты думаешь, о чём мечтает молодой человек, который планирует стать врачом? Мечтает ли он исцелять людей и нести добро, таким образом, или делает планы на БМВ, дом за полмиллиона и отдых на Канарских островах три раза в год?
— Да, Алекс, меньше всего, я хотела бы лечиться у врача, у которого есть соблазн — тянуть денежки из кармана клиента. Я не знаю где тут правда, но кроме того, ты знаешь, наши больницы тратят слишком много, возможно на высокие зарплаты врачей. Газеты постоянно говорят о том, что закроют больницу, то одну, то другую, то третью, потому что денег нет. И это ужасно, к чему это ведёт?
— Это хуже войны, Шинейд. Сначала парламент закрывает больницу, потом сокращает количество полицейских участков. Государство, уничтожающее больницы, обрекает себя на самоуничтожение. Вслед за больницами, будут сокращать количество школ, библиотек. Это всё — сигналы растущей слабости страны. Чем она становится слабее, чем острее ощущается потребность в сильном лидере. Как ты думаешь, президент Ирландии, является сильным лидером?
— Нет, президент, не лидер, он всего–навсего тот, кто пожимает всем руки. Он представитель страны, у него официальная роль.
— Если он представитель страны, то кто тогда министр иностранных дел?
— Это неважно, Алекс, у нас есть лидер, это премьер–министр.
— Хорошо, — снова не соглашаюсь я, — если премьер–министр это лидер страны, то объясни, почему, не за него голосует народ, а за того, кого ты называешь «представителем страны», и почему ЛИДЕРА просто назначают депутаты, поделив кабинеты между собой? Тебе не кажется, что когда нет понятия Президентская Власть, то сама позиция президента, это театр абсурда?
— Ты рассуждаешь, о чём не понимаешь, это демократия, Александр.
— Нет, Шинейд, это — партократия. Впрочем, ничего нового. Главное, чтобы люди думали, что это демократия. Мне кажется, я знаю только одну в мире страну, в которой демократия существует на самом деле.
— Постой я сейчас угадаю. Угадала! Россия! И кто же у вас там главный демократ, наверное, Абрамович?
— Вот ты смеёшься, а Абрамович на самом деле главный демократ, но не в России, а на русском крайнем севере, там, где деньги копают из земли, как в Ирландии копают картошку.
