– Михаил Александрович, мне хочется услышать от вас, что самое новое появилось в районе?
– Самое новое и отрадное – два последних колхоза стали совхозами, – ответил Шолохов. – В районе – полная специализация – совхозы… Но, таманец, уговор: я тебя первый спросил, что нового? – Он лукаво улыбнулся.
Пришлось отвечать о своих разысканиях в прессе Ближнего Востока, Ирана, Индии, рассказывать о том, что из Каира, Бейрута и Дамаска романы «Тихий Дон» и «Поднятая целина» уже проникли в Йемен, Кувейт, Саудовскую Аравию. Что в Иране «Тихий Дон» переводился в тюрьме и все же пробился в свет в 1965 году. Что в Индии его романы переведены на двенадцать языков и включены в университетские программы как «шедевры социалистического реализма».
– Хватит, хватит, – замахал рукой Шолохов и из почти непроницаемого облака дыма спросил: – А письма от переводчиков имеешь?
– Пока нет, но надеюсь скоро получить.
Облачко дыма рассеялось, и я встретил строгий взгляд.
– Письма переводчиков и издателей надо иметь. Они имеют особую ценность.
– Тогда подпишите вот эти книги в дар переводчикам. – Я подал четыре книги первого тома «Тихого Дона» и одну «Донских рассказов».
Подписав книги, Шолохов подал их мне.
– Меня интересуют ваша почта и переписка хотя бы одного дня.
– Письма идут валом. Мы с Андреем не успеваем их вскрывать и читать. Но не маринуем. Устраиваем воскресники и расчищаем завалы.
Посмотрев на секретаря писателя Андрея Афанасьевича Зимовнова, заваленного бандеролями и письмами, мы рассмеялись.
– Тебя интересуют письма к депутату, – спросил Шолохов, – или вся почта за день?
– Конечно, вся.
Михаил Александрович внимательно посмотрел на меня, как будто хотел что-то возразить, вздохнул и сказал секретарю:
– Ну что ж, Андрей, покажи ему все, а я пойду. – Он попрощался и устало поднялся к себе наверх.
IV
Почта Шолохова одного дня – необычайно велика. Просмотрев ворох писем и бандеролей, могу сказать, что из них три четверти представляют собой просьбы квартирные, разыскные и литературно-консультационные.
Молодые авторы (а среди них немало и пенсионеров!) шлют Шолохову на консультацию и тетрадки стихов с экслибрисами, и двух-трехкилограммовые манускрипты в тисненых переплетах, и даже «бесценные» рукописи-«арабески».
– Но есть в почте Михаила Александровича письма и деловые, поднимающие важные вопросы жизни, есть и трогательно-вдумчивые размышления, – говорит секретарь писателя. – Вот вчера пришло письмо из Ростова от доцента РИСИ Л.В. Передельского. Письмо датировано апрелем, но штамп почты – майский, и пришло оно вчера: наверное, автор долго колебался – посылать или не посылать. Корреспондент просит «тишины над головой». Оказывается, по словам Л.В. Передельского, в Западном микрорайоне Ростова учебные вертолеты каждодневно шумят и нервируют жителей поселка. Вот он и вынужден жаловаться своему депутату.
– Шолохов читал это письмо?
– Да, еще вчера. И сказал, что оно достойно самого серьезного рассмотрения в горсовете. Учебные полеты над жилыми кварталами – недопустимы.
Волнующее письмо пришло из редакции журнала «Пограничник»: благодарят за поздравление, приглашают писателя посетить исторический корабль-музей «Аврора» и просят принять в Вешках «на час» делегацию военморов-пограничников. Вот еще одно – от учащихся 96-й средней школы ст. Муслюново Челябинской области. Они благодарят за волнующую душевность рассказа «Нахаленок» и просят «написать продолжение о дальнейшей судьбе героя Мишки». Из города Ухты Коми АССР С.Э. Клец предлагает в дар «ворох документов и материалов для нового романа»; комиссия по литературному наследию поэта М.В. Исаковского просит прислать в сборник «несколько строчек о поэте-песеннике»…
Май… День рождения писателя… Множество писем-поздравлений, искренних и дружеских. Беру одно из них:
«Дорогой Михаил Александрович!
Хочется от всей души шоферской поздравить Вас с днем рождения. Желаю Вам океан счастья, сибирского здоровья и кавказского долголетия. Спасибо Вам, хороший человек, за Человечность в полном смысле слова.
С приветом!
Григорий Мартояс.Был у вас в 1970 году гостем от рыбаков Краснодарского края. Ст. Черноерковская. Май 1974 г.».
И еще поздравления из Азова, Сочи, Москвы, Ростова, Урала, Сибири, Грузии, Украины – со всей страны.
Среди них одно меня очень взволновало, заставило еще и еще раз задуматься над магическим воздействием творчества писателя:
«Депутату Верховного Совета СССР.
Писателю Михаилу Александровичу Шолохову и его жене Марии Петровне Шолоховой.
Выполняя последнее завещание моего отца Льва Николаевича Шолохова, я посетил станицу Вешенскую с 18 по 22 мая 1974 года. В последние минуты своей жизни, 13.4.1974 г., мой отец завещал мне поклониться Вам, Михаил Александрович, и Марии Петровне и очень просил передать от нашей семьи чистосердечный, низкий семейный поклон, и от всего сердца поблагодарить глубоко любимого в нашей семье и всем народом гениального писателя нашего времени – Вас, Михаил Александрович, простого, доброго и смелого Человека, Человека с большой буквы, за вечные, неувядаемые, правдиво-народные творения, поблагодарить также верного друга-помощника Вашего жену Марию Петровну, разделяющую все Ваши беды и радости…
Валерий Шолохов.г. Саратов».
Я смотрел на стол писателя, заваленный пакетами, письмами, бумагами, и думал: «Да, почетна и нелегка шапка – шапка Мономаха советской литературы…»
* * *
Перед отъездом вновь зашел к секретарю райкома Н.А. Булавину. Не успели обменяться приветствиями, как зазвонил телефон. Из трубки несся радостный голос:
– Великая новость, Николай Александрович! Дошло-таки письмо Шолохова о лесе! (Это говорил директор лесхоза В.Ф. Переверткин.)
– Что же там, что? – нетерпеливо спросил Булавин.
– Получен приказ Министерства лесного хозяйства о том, что отныне по всем лесам Подонья запретная неприкосновенная зона расширена до одного километра! И к нам едет комиссия министерства, чтобы изучить вопрос о снижении плана вырубки. Пожалуйста, порадуйте Михаила Александровича, и наше ему великое спасибо!
– Вот это да! – воскликнул Булавин. – Порадую обязательно. Сегодня же. – И, повесив трубку, сказал мне: – Вот что значит поддержка Шолохова!
Мое внимание привлекла ярко сверкающая голубизной небольшая открытка, лежащая на столе Николая Александровича. Поймав мой взгляд, Булавин пояснил:
– Это Михаил Александрович прислал мне из Стокгольма, – и подал ее мне.
