Если же говорить серьезно, рядовой Николай Стрельцов, роль которого я исполняю, – глубокий, сложный человек. Этот образ многого требует от исполнителя.
Я родился слишком поздно, чтобы принять непосредственное участие в войне, принадлежу к тому поколению, детство которого пришлось на суровые военные годы. Вместе со всеми советскими людьми, вместе с мальчишками моего возраста переживал горечь утрат, потерь, тревоги. Может быть, поэтому половина моих героев – люди в военной форме.
И вот – Николай Стрельцов.
Мне приятно вновь встретиться в этом фильме с Сергеем Федоровичем Бондарчуком, с которым трижды работал вместе как с актером и режиссером. Я счастлив работать с оператором Вадимом Ивановичем Юсовым. Рад встретиться с моими коллегами – друзьями-актерами, творчество которых высоко ценю и новых работ которых с нетерпением жду.
…С утра все на ногах. День предстоит трудный: снимаются два эпизода – в первой половине дня «В кухне», тот самый, где Лопахин ругает повара за надоевшую пшенную кашу; вечером – выход к Дону с умирающим лейтенантом на носилках. Ко мне уже привыкли. Пользуясь предоставленной свободой, снова возле самого аппарата.
– Сергей Федорович, – говорит Лапиков, – а что, если здесь пройдет старшина Поприщенко и бросит фразу: «Ты бы руки помыл, Некрасов»?
Бондарчук с минуту думает и загорается:
– А что, идея! Попробуем!
Лапиков идет мимо кухни. Строгим, зорким старшинским глазом окидывает бойцов, моментально схватывает обстановку, понимает, зачем здесь оказался Некрасов, – конечно же за добавкой, – и ворчливо говорит:
– Ты бы руки помыл, Некрасов.
Некрасов – Никулин растерянно смотрит на руки, и тут до него доходит, что дело не в руках, что старшина все приметил. Он тихонько отходит в сторону.
Я тут к нему и присаживаюсь.
Интервью на съемочной площадке
– Это первая лента в моей актерской биографии, где я наконец играю близкую мне роль, то, что сам когда-то пережил, – говорит Юрий Владимирович. – Я был призван в армию в 1939 году, после окончания десятилетки. Принимал участие в финской кампании, воевал в Отечественную у стен Ленинграда, освобождал Эстонию и Латвию. Начал с рядового, кончил старшим сержантом артиллерии. В свое время режиссер Столпер предлагал мне попробоваться на роль генерала Серпилина в фильме «Живые и мертвые». Я тогда не решился: ну какой из меня генерал? И правильно сделал, что отказался: когда увидел в этой роли Папанова, понял, что я так хорошо сыграть не смог бы.
Много лет назад Бондарчук пробовал и утвердил меня на роль Тушина в «Войне и мире» и на роль английского офицера в «Ватерлоо». По стечению обстоятельств не смог сниматься в этих фильмах. Отказываться от третьего предложения уважаемого режиссера просто не имел права.
Роль Некрасова с каждым днем все больше нравится: с великолепным солдатским юмором, спокойствием, от которого веет силой, сознанием собственного достоинства и уверенностью в победе. Даже вечерами не снимаю гимнастерки и сапог, а по утрам умываюсь по-солдатски, до пояса.
Солнце медленно уходит за Дон. Вечереет. Еще чуть-чуть стемнеет, и будет сниматься эпизод «Выход к Дону». Над берегами, над степью и лесом гремит голос В. Досталя:
– Внимание! На левом берегу поднять дымы! На правом – включить прожекторы!
Вспыхивают над меловыми горами сильные военные прожекторы. Приготовился, устроившись с аппаратом на обрыве, В. Юсов.
– Все готово? Николай Николаевич, ложитесь на носилки. Внимание! Начали! Мотор!
Перевязанный, «окровавленный» Николай Губенко (лейтенант Голощеков) ложится на носилки. Жидкая колонна уцелевших бойцов спускается к Дону. Впереди – старшина Поприщенко. Позади – Лопахин и Копытовский со своим противотанковым ружьем.
Цепочка бойцов подходит к Дону. Сейчас старшина дрогнувшим голосом скажет Лопахину:
– Не донесли… умер лейтенант.
Но нет. По расписанию этот эпизод еще не скоро будет сниматься, а пока что…
– Повторяем эпизод! Все на свои места!
Один раз, второй, третий…
А мне нужен Василий Шукшин. Хотелось бы обстоятельно поговорить. Но как, когда?
– Найдем время, – успокаивает Василий Макарович. – Вся ночь впереди.
Ночью мы и поговорили. С ним и с Георгием Бурковым. Нет, не случайно Бурков снимался в двух фильмах Шукшина и будет дальше работать с ним: очень они близки – мыслями, характерами.
Говорит Василий Шукшин:
– Вы спрашиваете, что привело меня в этот фильм? Профессия. Интерес – тоже, впрочем, профессиональный, к большой постановочной картине, к процессу производства ее: мне впереди предстоит нечто подобное, хочу пройти этот путь сперва в качестве актера. Кроме того, накопилось много литературных заделов; актерская работа, сколь она ни трудна, все же позволяет совместить ее с писательством. Это все очень важно, если не считать, что самое важное – постараться хорошо сделать свое дело: роль Лопахина необычайно сложная и интересная. И еще одно соображение: Дон, степь, места, которые мне в ближайшем будущем тоже предстоит освоить, – все же надеюсь, что сниму фильм о Разине.
Георгий Бурков:
– От этой работы все мы ждем многого. Все мы верим в этот фильм и хотим сделать его как можно лучше.
Юрий Иванов, спецкор «Советского Дона»
Встречи на поле боя
Репортаж со съемок художественного фильма по роману М.А. Шолохова «Они сражались за Родину»
Дорога из станицы Клетской к хутору Мелологовскому вьется по холмам, спускается в лощины, вновь поднимается вверх, и как-то не сразу замечаешь постепенное насыщение окружающего пейзажа белым цветом. Необычно белые склоны холмов, непривычно снежные русла пересохших ручьев и речушек, белая дорожная пыль, взбитая колесами машины, надолго повисает пушистой завесой. Много мела в этих местах. Отсюда и названия: Мелоклетский, Мелологовский. Прямо на дороге попадаются симпатичные осколки мела – бери и пиши на школьной доске. И вскоре уже совсем не удивляешься, обнаружив меловую пыль в кармане своего пиджака или в кассете кинокамеры.
На развилке с видавшим виды указателем машина поворачивает влево, и скоро с вершины холма открывается вид на хутор Мелологовский. Среди сложного сплетения белых дорог, дорожек, тропинок расположились на правом берегу Дона казачьи хаты. Базы, плетни, стожки сена, пирамидки дров, колодезные журавли – обычный хутор. Живописный. А какой хутор на Дону не живописен? Но вот машина спускается вниз, проезжаешь мимо провожающего тебя внимательным взглядом солдата у шлагбаума, и из спокойной, размеренной, мирной жизни ты попадаешь в войну. Где-то рядом вдруг громыхнет взрыв, порывы ветра приносят крики, звуки яростной перестрелки; и уже другими глазами начинаешь всматриваться в окружающее, и уже замечаешь, что эта белая земля искалечена следами танковых гусениц, что склоны холмов покрыты порезами окопов, а крайняя хата вовсе не недостроена, а разнесена взрывом.
