Для романтиков индивидуальное созерцание природы было единственным способом освоения ее красоты. Сухомлинский также признавал значение индивидуального созерцательно-эмоционального опыта освоения природы. Однако еще большее значение он придавал практической деятельности по охране природных богатств, в процессе которой осуществляется влияние природы на нравственность. Мораль, по мнению Сухомлинского, — явление сугубо социальное, она не может «истекать» из природы, как это считали романтики и Торо, хотя и не подлежит сомнению, что природа оказывает большое влияние на человека.
Путь к прекрасному и возвышенному абсолютно немыслим без гуманистического коллективизма, без единства эмоционального переживания и общественно-практической деятельности.
Даже в тех случаях, когда человек остается один на один с природой (Робинзон на необитаемом острове или Торо в лесной хижине), он никогда не выступает в виде изолированной духовной монады. Человек всегда несет в себе «совокупность всех общественных отношений». Поэтому даже крайне интимное общение с природой есть явление общественное. В любой ситуации человек выступает от имени своего общества и потому оказывается его полноправным представителем. Однако личность, обладающая автономией эстетического и этического сознания, стремится представить это общение в качестве своего «личного дела», якобы независимого от всего внешнего. Это и создает иллюзию прямых отношений человека и природы в сфере духовных процессов.
Философская программа Торо, подразумевавшая перенесение идеала из социального в природный мир и соответственное изменение источника этических переживаний, на самом деле не была по своей сути антиобщественной. Сама «природа», как ее понимал Торо, «мерцала» не собственным и тем более не трансцендентным, а отраженным светом общественной морали. Приближение к природе в поисках этического идеала означало лишь противоречивость романтического мировоззрения, которое через «одухотворение» природы кружным путем шло к решению сугубо общественных задач и проблем. Какими бы эскейпистами ни стремились представить романтиков и Торо, их глубокий интерес к обществу неизменно заявлял о себе. Культ природы, ее обожествление свидетельствовали о том, что природа оставалась для них зеркалом социального, знаком человеческих отношений.
Глава V. Взгляд на общество
тход Торо от общественной жизни и попытка найти «собеседника» в мире нетронутой, дикой природы в итоге завершались возвращением к обществу, но уже на уровне романтического восприятия и осмысления социальных явлений.
1. Критический анализ: «собственность», «разделение труда», «культура», «бизнес»
Даже среди радикально настроенных трансценденталистов Торо выделялся своей непримиримостью по отношению к духовным ценностям, одобрявшимся современным ему общественным мнением. Это стяжало ему славу крайне «левого» радикала. Вследствие этого на страницах многих зарубежных научных и популярных изданий до сих пор встречаются статьи, в которых сравниваются взгляды Г. Торо и К. Маркса. Так, М. Моран находит сходство в их социальных воззрениях и даже указывает на относительное совпадение сроков выхода в свет «О долге гражданского неповиновения» (1849) и «Манифеста Коммунистической партии» (1848) (см. 65, 8, 123). Один из главных идеологов «новых левых», С. Линд, идет еще дальше. В своей книге «Истоки американского радикализма» он немало места уделяет «параллельному» цитированию К. Маркса и Г. Торо, что, по его мнению, должно наглядно доказать близость взглядов двух философов (см. 81). Сходной точки зрения придерживается и американский историк общественной мысли Д. Херрешоф (см. 74). В каждом отдельном случае авторы преследуют различные цели: либо речь идет о «разоблачении» Торо как «первого американского коммуниста», либо, наоборот, о возвышении его до уровня К. Маркса.
Первой посылкой и конечным выводом любой цепи социально-философских или политических рассуждений, высшим критерием всех общественных процессов была для Торо нравственность личности. Философ ни в одном из своих эссе и дневниковых фрагментов не дает строгой дефиниции морального сознания, хотя морализаторство было изначально присуще его мировоззрению. Корни этого морализаторства лежали, видимо, в идеологии пуританизма, оказавшей немалое влияние на Торо.
Обращаясь к рассмотрению современного ему общества, американский философ избирает позицию последовательного и страстного обличителя всего того, что, по его мнению, не соответствовало идеалу высокой духовности и просветленности. В критике американского общества, развитой Торо, можно обнаружить несколько основных тем, направлений, которые особенно рельефно отразились в его произведениях. Это прежде всего «собственность», «разделение труда», «культура» и «бизнес».
Атака на собственность, предпринятая Торо, имела своей целью разоблачение пагубного влияния этого общественного института на нравственность. Разумеется, Торо был далек от марксистского понимания собственности как системы общественных отношений. Для него собственность выступала в виде юридического права владения. Поэтому критика собственности у Торо была направлена против права владения вещью или против соответствующей практической установки — индивидуального стяжательства, возведенного в ранг жизненного кредо. «Я вижу моих молодых земляков, имевших несчастье унаследовать ферму, дом, амбар, скот и сельскохозяйственный инвентарь, ибо все это легче приобрести, чем сбыть с рук. Лучше бы они родились в открытом поле и были вскормлены волчицей… Кто сделал их рабами земли..? Зачем им рыть себе могилы, едва успев родиться..? Сколько раз встречал я бедную бессмертную душу, придавленную своим бременем: она ползла по дороге жизни, влача на себе амбар 75 футов на 40, свои авгиевы конюшни, которые никогда не расчищаются, и 100 акров земли — пахотной и луговой, сенокосных и лесных угодий. Безземельные, которым не досталась эта наследственная обуза, едва управляются с тем, чтобы покорить и культивировать немногие кубические футы своей плоти» (9, 7–8).
Критика собственности повлекла за собой двоякое следствие. С одной стороны, Торо решительно обрушивается на «роскошь» господствующего класса, с другой — пытается дать точное определение жизненных потребностей человека, с тем чтобы выработать точную этическую норму, программу нравственного самосовершенствования личности. Для подхода Торо к обсуждению этих вопросов характерно смешение социальных, политических, экономических, психологических, физиологических и этических аспектов темы. Надо всем господствует явно выраженный морализм с оттенком пуританской непреклонности: «Большая часть роскоши и многое из так называемого комфорта не только не нужны, но положительно мешают прогрессу человечества… Живя в роскоши, ничего не создашь, кроме предметов роскоши, будь то в сельском хозяйстве, торговле, литературе или искусстве» (там же, 19). Само понятие «роскошь» трактуется Торо широко. Под роскошью он понимает не только излишнее количество вещей, но и сам принцип накопительства. Но Торо не ограничивается абстрактно-морализаторской стороной вопроса. Достаточно очевидны и социально-политические следствия его учения. «Роскошь одного класса уравновешивается нищетой другого. С одной стороны — дворец, с другой — приют для нищих и „тайные бедняки“. Бесчисленных рабов, строивших пирамиды для погребения фараонов, кормили чесноком, а хоронили, вероятно, кое-как. Каменщик, выложив карнизы дворца, возвращается вечером в лачугу, которая, может статься, хуже индейского вигвама» (там же, 43). Накопление чрезмерной собственности в руках одних и отсутствие собственности у других стало одной из главных тем не только «Уолдена», но и большинства других социально-философских эссе Торо.
