В мире бушевали революции. Чтобы избежать их, необходимо проявлять великодушие, идти на самые широкие уступки. Умный и современный король, предусмотрительный президент способны на них более, чем любая социальная группа, чьи жизненные интересы напрямую зависят от сохранения всех преимуществ правящего класса. Но король, по крайней мере в Англии, не был свободен в своих решениях и вряд ли способен будет влиять на политику, и в этом нефе, стены которого примыкают к стенам палаты общин, ничто не позволяло будущему монарху забыть об этом!
Сорокадвухлетнего офицера в ту ночь тревожили мысли не только о положении вверяемой ему страны; когда он думал о своих личных чаяниях, положение представлялось ему по-настоящему безвыходным. Разве может человек ввязываться в большую политическую борьбу, осмеливаться противостоять государственной машине, не устроив частную жизнь, не обеспечив себе тылы, в которых только и есть надежда найти тепло, сочувствие, поддержку? Брат, пример которого был у него перед глазами, казался ему настоящим избранником судьбы — насколько более уверенным, более защищенным чувствовал бы себя Альберт, доведись тому нести подобную ношу!
Эдуард же двадцать лет тщетно надеялся встретить жену и друга, и всего два года назад он обрел близкую душу, женщину, которая безгранично влекла его к себе, в которой заключено было очарование тайны, без чего брак становится бессмысленным или превращается в обыденщину, во всяком случае делается совершенно бесплодным для развития личности. Даже сегодня подруга поддержала его, прислав несколько ободряющих строк.
Но король не волен распоряжаться собой — напоминание об этой истине, слишком хорошо ему известной, не заставило себя ждать. Он и заподозрить не мог, насколько сильно будет шокирована публика, увидев Уоллис Симпсон в окне рядом с ним во время провозглашения манифеста о его вступлении на престол.
Эдуард сказал друзьям: он дал себе слово, что, став королем и освободившись от запрета отца, придаст своей связи с миссис Симпсон статус законного брака. Он не следовал примеру своего деда Эдуарда, чей взгляд на мир был более легкомысленным, а сердце более любвеобильным — тот не видел для себя никаких трудностей в том, чтобы одной рукой защищать свою семью, а другой обнимать молодых, веселых и нежных женщин. Отличительной чертой характера нового Эдуарда было высокое чувство чести, причем чести, не ограниченной внешними признаками наследственной «королевской чести». Король не намеревался ускользать от такого понятия, как долг джентльмена, через удобную лазейку, которую оставляет английское ханжество: иметь любовницу не возбраняется, важно только соблюдать некоторые условности, например — чтобы это не получило широкой огласки. В нем жила также романтическая решимость отстоять свою так поздно пришедшую любовь, не приносить ее в жертву политическим соображениям. Одним словом, многое побуждало Эдуарда незамедлительно узаконить свою связь: зрелый возраст, в котором он обрел любимую женщину, представление о личной и общественной морали, на которое нисколько не влияло его положение, душевное упорство — еще одна существенная черта характера короля.
Должно быть, той ночью, наступившей сразу после его восшествия на престол, Эдуарда окидывал мысленным взором всю Империю от края до края, все социальные пласты общества, а потом снова возвращался в лабиринт собственного сердца. Наверное, он испытывал к своему брату, неподвижно застывшему рядом, смутное чувство зависти, не отменявшее братских чувств. Альберт знал обстоятельства его жизни, разделял его сомнения и испытывал гораздо большие терзания, представляя себе возможность рокового решения.
Бремя государственных и личных проблем тяжким грузом легло на плечи наследника престола. Вот впечатление человека, пришедшего отдать последнюю дань покойному королю и верно понявшего чувства, отражавшиеся на лице Эдуарда. Он писал: «Лицо его до такой степени искажено было горем, что от него отводили взгляды; черты его обострились. Он выглядел как человек, на которого свалилась непомерная ноша колоссальной ответственности. В тот миг казалось, что он навсегда перестал улыбаться».
На следующий день, в ходе похорон, когда бриллиантовый аграф, которым крепился сапфировый крест короны, возложенной на гроб, отстегнулся и упал на пол, всех присутствовавших охватил ужас. Что это — дурное предзнаменование? Вместе с матерью, членами семьи и придворными братья находились в часовне Святого Георгия Виндзорского дворца, каждый витраж которой повествовал об истории их династии. Дворец возведен был на холме, где почти тысячу лет назад обосновались первые завоеватели. Теперь под церковными сводами стоял священник, чьи предки отправляли обряд при Георге III. Один из хористов, когда был еще мальчишкой, пел на похоронах королевы Виктории, а неподалеку утирал слезу старый морской волк, который пятьдесят девять лет тому назад плавал на судне вместе с покойным королем. Потом гроб пронесли мимо могилы короля Генриха VIII, имевшего больше жен, чем кто-либо из его подданных, мимо всех мест, где упокоились короли-воины. Когда хор запел: «Earth to earth, ash to ash, dust to dust»[57], молодой король взял из серебряного кубка горсть земли и высыпал ее на останки своего отца, которые медленно опускали в склеп.
X
«Вы хорошо знали меня как принца Уэльского, но, хотя теперь с вами говорит король, я нисколько не изменился со вчерашнего дня». Этой непринужденной и задорной фразой, с которой начиналась его первая речь, он, разумеется, завоевал симпатию лучших из пяти миллионов людей, которые слушали Эдуарда по радио. Я знаю, какое впечатление она произвела, потому что сам ее слышал и с удовольствием узнал, что лучшие фрагменты своей речи он написал сам, и они заметно отличались от обязательных высокопарных текстов, подготовленных для него советниками. Сразу чувствовалось, что этот англичанин, который много лет путешествовал по миру, лучше советников двора понимает душу Империи.
Но именно то, что давало ему преимущество в глазах одних, отдаляло его от других. За последнее столетие ни один король при восшествии на британский престол не чувствовал себя таким одиноким. У него не было ни жены, ни наследника, чтобы вместе с ними сделать первые шаги на новом поприще. Братья и мать вынужденно отдалились от члена семьи, которого судьба вознесла так высоко. Он не мог похвастаться другом, который стал бы для него тем, кем, например, лорд Розбери был для его отца. Ни один министр не был его ровесником — все гораздо старше. Ему в наследство достались пожилые или совсем старые министры, придерживавшиеся реакционных взглядов, и глава церкви, всегда с недоверием относившийся к Эдуарду.
