— Мне кажется, что человека невозможно научить общаться с другими. Это талант, дар Божий.
— У него был большой жизненный опыт. Он же войну прошел и по призванию был педагог. Я всем говорю, что у меня хотя и не высшее образование, но, общаясь с Петром Мироновичем, словно несколько университетов окончила. Все же могу оценить свой уровень, с кем я наравне. Всегда старалась быть в норме, в форме, при этом вести себя достаточно скромно. Скромность у меня от природы. Петру Мироновичу всегла нравилась эта моя черта.
— Психологи пишут, что когда кто-то другого любит, то либо беспричинно хвалит, либо относится слишком строго.
— Наверное, так и было... Мало кто знает, как Петр Миронович старался делать что-то для людей, для Беларуси. Себя не жалел. А в то последнее лето не переставал идти дождь. У нас на даче был гамак. Петру Мироновичу подарил его Фидель Кастро. Замечательный гамак! Петр Миронович любил в нем полежать. И вот дождь идет, а он лежит. «Назло буду лежать! Пусть идет!» — говорит. Посевы мокли, хлеба ложились. Он очень переживал и однажды мне сказал: «Этот дождь меня убьет. Я не выживу». Но потом стали собирать урожай, сеять рожь. Он весь ушел в работу. Когда ездил на поля, надевал старые костюмы. Часто садился за штурвал комбайна. Привезет водитель одежду в чистку, а там удивляются: неужели такой, в масляных пятнах, костюм Машеров носит? Но водитель говорил, что это, мол, костюм зятя.
— Для народа Петр Миронович остался образцом руководителя. Легенда о нем живет...
— Вы представляете, сколько мне писем приходило со всех концов бывшего Союза? На могилу Машерова часто приезжали партизаны, старые члены партии. Старушки на кладбище часто спрашивали, помогают ли мне власти. Я им отвечала, что все хорошо. Спасибо правительству за возможность отдыхать в Дроздах. Транспортом тоже не обижали. Президент Лукашенко меня навещал. Спасибо ему за то, что он понимает народ, что поддерживает память о Петре Мироновиче. На могиле мужа всегда цветы. Встретила там молодую женщину с ребенком. Она возложила букет и сказала: «Посмотри, сынок, это очень хороший дядя. Он хотел, чтобы мы жили лучше».
Полина Андреевна замолчала и взглянула на портрет Петра Мироновича с двумя Золотыми Звездами на груди. Нам подумалось, что сила, которая поддерживает ее,— это любовь. Потому что, как говорилось в одном хорошем фильме, любовь не умирает, пока жив хотя бы один из любящих...
...Вдохновение Петр Миронович черпал в природе. Больше всего любил Беловежскую пущу. Она манила, притягивала своей загадочностью и таинственностью, седой стариной. В воскресный день на зорьке Машеров вслушивался в звенящую симфонию пернатых, навевавшую необычные чувства. Если удавалось, совершал пешие прогулки в глубь зеленого массива. По дороге встречались зеркальные озерца и голубые речушки, выбегающие на поверхность из дремучей глуши; овеянные легендами камни-валуны. Иногда дорогу переходил зубр. Величественный, уверенный в себе исполин реликтового леса вызывал уважение: посмотрит, постоит и, не спеша, удалится в густой ельник. Зубры — своеобразные предвестники штормовой погоды. Выйдут в солнечный день в чистое поле, сомкнутся плотным кольцом — и внезапно все потемнеет, налетит ураган и вырвет мачтовые деревья с корнями.
Обед устраивали на пеньке под сенью многовековых деревьев. Петр Миронович любил нарезать тоненькими кусочками подсушенный кумпячок, принесенный егерем, а того угощали яствами, приготовленными Полиной Андреевной.
— Я сперва чувствовала себя неловко с высокими гостями,— делилась впечатлениями жена пущанского директора Сергея Балюка Надежда Васильевна.— Потом поглядела: обычные люди, как все мы,— и сала съедят, и грибочки похвалят. Никогда не показывали своего превосходства.
А вот к алкоголю Машеров был равнодушен. Правда, самогон употреблял в годы войны дважды для обмывания ран. Бокал вина выпил лишь на свадьбе старшей дочери. Он так напряженно работал, что даже рюмка водки «размагничивала», выбивала из колеи, а этого Петр Миронович не мог себе позволить.
Трудно поверить, что служба безопасности Машерова состояла лишь из четырех человек. Его можно было встретить идущего пешком на работу. Это — норма жизни. В командировки, на отдых ездил с одним охранником. Однажды, возвращаясь с охоты на мелкую дичь, тот потерял затвор от именного оружия, подаренного Петру Мироновичу первым секретарем ЦК компартии Чехословакии. «Виновник» ужасно расстроился. Машеров его успокаивал: дескать, не надо из-за куска металла переживать.
Став Первым, он поневоле должен был приобщаться к охоте. Еще со времен Витовта и Ягайло приезжавшие в пущу гости любили пострелять. На первую охоту Петр Миронович отправился с начальником личной охраны, полковником КГБ Валентином Сазонкиным, который 13 лет безупречно исполнял возложенные на него служебные обязанности. Под пушистыми елями устроили засаду.
— Вдруг невдалеке от нас,— рассказывал Валентин Васильевич,— появился секач. Стоит как вкопанный, словно позируя. Я жду выстрела, а его нет. Тихо говорю: «Стреляйте». Вдруг Петр Миронович поворачивается ко мне и громко отвечает: «А почему я должен в него стрелять? Что он сделал мне плохого?» Кабана, конечно, как ветром сдуло.
Пуща была площадкой для высоких встреч «без галстуков». Машеров с интересом общался со многими зарубежными политиками, советскими космонавтами, видными учеными, писателями. В 1975 году он пригласил в Беловежье супружескую пару — композитора Александру Пахмутову и поэта Николая Добронравова. Они написали одноименную песню, где есть такие слова:
Заповедный напев, заповедная даль,
Свет хрустальной зари, свет над миром встающий.
Мне понятна твоя вековая печаль,
Беловежская пуща, Беловежская пуща.
Песня сразу же стала хитом и позже не только была признана гимном заповедника, но и обрела мировое звучание.
Петр Миронович искал пути прорывного развития Беларуси, ценил свежую мысль. Среди его неформальных советников были такие неординарные сотрудники аппарата, как Григорий Вечерко, Юрий Смирнов, Иван Антонович, Савелий Павлов, Яким Микулович, Симон Ходос, Михаил Мороз, Дмитрий Марач и другие, с кем он не раз дискутировал, делился планами на будущее, высказывал сомнения. Хорошо себя проявляла и молодая поросль.
Главная машеровская черта — созидательность. Это такой дар, которым обладают избранные. Созидательность, как и подвижничество, наложила отпечаток на всю жизнь Машерова — независимо от того, работал он в сельской школе или находился у руля республики. Петр Миронович лелеял мечту о зажиточной и счастливой жизни народа. Ради ее воплощения не щадил себя. Это видели и понимали люди, которые относились к нему с глубоким уважением.
Принято утверждать: «Стиль — это человек». Так вот, говоря о Машерове, нельзя не отметить: его стиль не допускал даже намека на исключительность своего «я». У Петра Мироновича была душа народного Учителя. Именно эта принадлежность к просветительству составляла его внутренний стержень, позволяла держать руку на пульсе жизни.
Машеровская школа органически вписывалась в менталитет белорусского народа, для которого добропорядочность, чувство локтя, милосердие, сострадание были и остаются неотъемлемой частью жизни. Эти драгоценные человеческие качества никаким бурям не позволяли раскачивать общество, сеять распри на национальной, религиозной и иной почве. Петр Миронович и в мыслях не допускал, чтобы кто-то из живущих на нашей земле ощутил на себе клеймо «иноверца», «иноязычника», «некоренного».
Политика — дама суровая. Проводить ее по оси «свой — чужой», «демократ — партократ» бесперспективно. Подлинный интеллигент не позволит себе переступить рамки культурного спора. Еще с давних времен были дороги не амбиции и баталии идейных оппонентов, а культура и благополучие нации. Машеров настойчиво укреплял этическую основу отношений между людьми и сам не порывал с ними связи. Из этого живительного родника утолял жажду познания.
