Мы должны были укрыться в деревне примерно в 6 км к северу, но когда дошли туда, то обнаружили, что она состоит всего из двух избушек – места едва хватит даже для одного отделения. Поэтому нам пришлось пройти еще 8 км или около того. Другие роты катят мимо нас, часто с насмешливыми улыбками, адресованными нам, бедным хромающим парням. Мы медленно добрели до следующего рубежа, где нам определили три маленькие избушки и три так называемые русские дома – одна комната на взвод из тридцати девяти солдат. Они не смогут там разместиться даже стоя, а ведь там им предстоит ночевать. Я не могу этого выдержать, поэтому иду за адъютантом, чтобы он увидел своими глазами, в каком бедственном положении мы оказались. Это уже не война, а борьба за места для ночлега. А ведь мы уже покрыли 100 км [за несколько дней], и конца пути пока не видно.
Вторник, 2 декабря 1941 г
Ночь прошла ужасно. А в 8.00 мы снова пошли вперед; нам снова нужно пройти 15 км. Снова шел снег и дул ледяной ветер, мороз пронизывал до костей. На отросших бородках, которые мы отпустили с того времени, когда вышли из Курска, повисли льдинки. Нам сказали, что придется остаться в этом районе, остановившись здесь на зимние квартиры. Положение очень неприятное на взгляд со стороны. Ах эта Русская кампания! Пошел уже шестой ее месяц.
Воскресенье, 7 декабря 1941 г
Вчера было 32 градуса ниже нуля (по Цельсию). А будет еще хуже. Но мы больше уже не наступаем. Все, что может произойти, – это лишь небольшое перемещение на местности по соседству. Деревни перед нами были сожжены, чтобы русские не смогли их использовать против нас. На высотах за нами будут построены бункеры [блиндажи] зимнего оборонительного рубежа. Возможно, нам придется немного отойти назад и сжечь все деревни за собой. Таким образом, на зиму границей для нас станет долина реки Тим.
Местному населению в самом деле не позавидуешь. Но следует отбросить прочь все мягкотелые эмоции в пользу тактической необходимости. Предполагается, что и русские, со своей стороны, придерживаются тех же принципов.
Я только не понимаю, что произойдет с нами. Неужели нам, танковой дивизии, придется засесть в блиндажах? Нам необходимо восстановить силы. Будет ли это в Курске? Или в Польше? Или в Германии? Или даже в Вене? По этому поводу слухи ходят один за другим. А я с моим врожденным оптимизмом все еще верю, что когда-нибудь мы окажемся в Германии. Мы действительно заслужили это.
Пятница, 12 декабря 1941 г
Вчера нам сообщили, что по два достойных и заслуженных солдата от каждой роты следует отправить в отпуск домой. И я – один из этих двух. Ура! Оказаться дома в канун Рождества? Это было бы лучшим рождественским подарком.
Я чувствовал себя в некоторой степени трусом, дезертиром, который бросает своих товарищей одних на переднем крае. Более того, я никогда не думал, что отправлюсь до наступления Рождества, но сейчас, раз существует такая возможность, я не могу ждать. Со мной должен был отправиться старший солдат Мёслингер. Отец шестерых детей. Но сегодня днем его не стало – попал под осколок русского снаряда. Разве это не трагедия?
Суббота, 13 декабря 1941 г
Сегодня мне сообщили подробности о моем отпуске: 17-го числа я должен прибыть в Орел. Чтобы пройти дезинфекцию от вшей! 18-го отходит поезд, который будет в Вене через четыре с половиной дня. Чудесно! Как раз к Рождеству. Боже мой! Я так жду этого! Я планирую ехать завтра в семь часов утра вместе со вторым своим товарищем и тремя студентами, которые тоже отправляются домой.[93]
Воскресенье, 14 декабря 1941 г
В 5.00 мы получили сообщение по радио: «Отпуска откладываются. Соответствующий приказ последует». Снова типичные шутки наших «шишек»! Мы всего лишь случайно услышали об отпуске для двоих, и у командования заняло несколько дней то, чтобы сообщить нам об этом. Но как только речь пошла об отмене, им хватило и нескольких часов, чтобы известить нас об этом. Ну почему я не уехал вчера вечером!
В 4.00 прозвучал сигнал тревоги. Русские при поддержке артиллерии перешли в наступление севернее от железной дороги. Я с моим взводом в резерве; собрал своих людей на самом опасном участке и стал ждать указаний. Стоило мне оказаться на ротном КП, чтобы прояснить обстановку, как нам сообщили, что русские идут прямо на нас. Я увидел, как они мелькают справа от развалин перед нашим КП. Постепенно огневая мощь одного из взводов 2-й роты, оставленного здесь, ослабевала; почти все пулеметы были выбиты!
Не дожидаясь приказа, я разместил взвод между строениями, рассредоточив солдат с карабинами. В это время вражеская артиллерия прекратила огонь, потому что русские были уже совсем рядом. Все еще было темно хоть выколи глаз, поэтому нет никакого смысла стрелять, потому что цели невозможно как следует разглядеть. После недолгих раздумий в моей голове созрел план: один из пулеметов должен вести непрерывный огонь по залегшим перед нами русским, стрелять короткими очередями, чтобы не дать им подняться в атаку. Второй MG и солдаты с винтовками в это время займут позиции, я выстрелю вверх белой ракетой, и все мы тут же прицельно ударим по врагу всей мощью нашего оружия.
Сам я стою перед зданием, чтобы следить за всем происходящим. Потому отдаю приказ: «Быть готовыми! Когда увидите свет ракеты, стреляйте так быстро, как только сможете, прицеливайтесь как можно ниже. Цельтесь, ребята! После белой ракеты – огонь!»
На девять секунд стало светло как днем, и можно было увидеть всю местность перед нами. Русские подошли на дистанцию 100 м. Но мои парни уже стреляли как бешеные, чтобы использовать каждое мгновение света. Потом снова стало темно. Несколькими пулеметными очередями я продолжаю прижимать русских к земле, потом снова выкрикнул команду.
Трое русских, прячась среди деревьев для своей защиты, подобрались к домам; мы прикончили их ручными гранатами. В свете множества ракет «Вери» стало ясно видно, как некоторые из русских уже бросились обратно в тыл, но многие все еще находились перед нами. Мы все молились, чтобы поскорее рассвело: свет ракет слишком недолог.
Как только появились первые робкие лучи настоящего света, я отправил пулемет с его расчетом вперед, ближе к развалинам, чтобы он мог отработать во фланг большевикам. Постепенно стало светло, и теперь противник лежал перед нами, ясно различимый на серебряной снежной поверхности. Как только мы видели, что кто-то из русских пытается удрать, он тут же получал свое.
При дневном свете обнаружилось еще одно: перед нами и между зданиями без всякого прикрытия лежал и стоял взвод. И ничто не могло заставить их искать укрытия в ущерб хорошей видимости. Многие стояли так, чтобы удобнее было вести огонь из их карабинов, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Один занял позицию для стрельбы в проеме окна, другой устроился с винтовкой с оптическим прицелом на крыше, кто-то присел на колено перед стулом, которым пользовался для упора при стрельбе, пулеметчики оборудовали позиции на углах зданий и маленьких домиков. Все стреляли и стреляли с одной мыслью: русские не должны прорваться, иначе – конец. Парни демонстрировали примеры истиной храбрости.
