— Сядь в кузов! — крикнул он ей. — Сядь, не то выпадешь!
Она, неотрывно глядя на него, лишь бесшабашно улыбалась.
Пробы и ошибки, именуемые жизненным опытом, пусть ещё коротким, но собственным опытом, уже подвели Юру к ощущению, что мысль материальна.
Дорога в том месте делала едва заметный левый поворот. Но безумная скорость самосвала породила на этом повороте центробежную силу, которая стала непреодолимо клонить девчонку за борт. Юра ухватился за её лёгкое ситцевое платьице, но ткань не выдержала.
Он видел бешено вращающееся колесо, струящийся из-под него в том месте, где колесо опиралось на дорогу, острый клинышек пыли, который, превращаясь в плотное облако, клубился позади самосвала, и ударившееся о землю рядом с этим клинышком тело девчонки.
Самосвал пролетел около сотни метров. Куралесов и Панченко побежали к упавшей девчонке.
— Ничего ей не будет, — спокойно сказал цыган. — Бабы все живучие, почти как кошки.
А Юра оторопело смотрел на красный лоскуток ситчика, все еще зажатый в руке.
Позже, когда Юра приезжал из Москвы на каникулы, он иногда встречал её. Она, беспричинно улыбаясь, бродила бесцельно по улицам, и из её рта постоянно стекала тонкая струйка слюны.
«Почему нет, нет, да и происходят события, которые своей непоправимостью разрывают плавное течение жизни на «до» и «после»? — думал Юра. — «Может, чтобы в очередной раз призвать людей к осмотрительности и осторожности»?
— Эй, друг! Не найдется закурить?
За воспоминаниями и размышлениями Юра не услышал, как верхом на одной лошади подъехали два паренька.
— Не курю, наверное, к вашему сожалению, — ответил он.
— А ты откуда?
— Мы вон там, — Юра кивнул по направлению, где они работали, — Нас на прополку кукурузы прислали.
— А! — понимающе протянули мальчишки, привыкшие к сельским работам.
Им было лет по пятнадцать.
— О, дывысь, перепьолки йдуть! Щас мы им устроим! — воскликнул один из них, забыв о Юре, на той смеси украинского и русского, который выработался у кубанских казаков за три столетия после того, как Екатерина Великая переселила в эти края Запорожскую Сечь.
От станицы к пруду, громко смеясь и о чем-то болтая, спускалась стайка девчонок.
Один казачок прыгнул на лошадь и тут же скрылся за пригорком, а другой осторожно, приседая, вошел в пруд и тихо, не расплескивая воду, поплыл в сторону противоположного берега.
Тем временем, девчонки подошли к пруду, разделись, беспечно бросив платьица на берегу, и вскоре с того берега донёсся радостный плеск воды, визг и счастливый девичий смех.
Луна теперь светила ярче, чем догоравшая закатная заря, и Юре было видно темную точку головы казачка и расходящиеся от неё, будто от плывущей змеи, усики слабых волн. Когда казачок незамеченным почти добрался к цели, Юра, услышав топот копыт, увидел на том берегу тень скачущего галопом всадника.
Казачок, подплывший к девчонкам, издал вдруг ужасный, душераздирающий крик, на который перепуганные девчонки ответили таким дружным визгом, что у Юры стало мокро в ушах. Они опрометью, расталкивая друг дружку, выскочили из воды и метнулись по направлению к одежде, но в это время всадник, перегнувшись на полном скаку, сгреб её и ускакал за пригорок.
Это был настоящий девичий переполох на фоне бесстрастной наблюдательницы-луны. В нем было столько естественного, столько от матушки природы, веяло непосредственностью, и, несмотря на тонкую шаловливую грань, дышало чистотой и целомудрием.
«Дети природы, — подумал Юра с завистью. — Они тут рождаются, растут, учатся, повзрослев, работают, женятся и выходят замуж. Им никуда не нужно ехать от родного места, не то, что мне. Как там будет, в Москве?»
— Знаешь, на днях я улетаю на Парижский авиасалон. Гарнеев, мой инструктор в школе летчиков-испытателей, включил меня в свой экипаж. Буду у него вторым пилотом. Будем показывать противопожарный Ми-6. Я уже и документы получил.
Петра ещё на первом курсе института поступил в аэроклуб, научился летать на вертолёте Ми-1 и участвовал в воздушном параде 1961 года.
При распределении ему удалось получить направление в конструкторское бюро Михаила Леонтьевича Миля, на лётно-испытательную станцию. Там он начал работать инженером-экспериментатором, но ведущий лётчик-испытатель фирмы Капрэлян узнал, что Юрий летает в Центральном аэроклубе имени Чкалова, и стал всё чаще сажать его в кресло второго пилота. Тогда шли интенсивные испытания вертолёта Ми-6.
Лётно-испытательная станция находилась в северной части Химкинского водохранилища, неподалёку от деревни Алёшкино, раскинувшейся на западном берегу Бутаковского залива.
По маршруту летали они не часто, все полётные характеристики снимались, в основном, на режиме висения.
Юрию нравилось поднимать в воздух самый большой в мире вертолёт, зависать на разных высотах рядом с испытательной станцией. Иногда, в безветренную погоду, можно было, медленно разворачивая машину, осмотреть окрестности. Он с интересом рассматривал город Химки, где теперь жил на улице Гоголя, берег канала, заваленный брёвнами между Бутаковским заливом и Ленинградским шоссе, сам канал с идущими под арочный мост теплоходами, деревню Химки перед мостом со стороны Москвы, стоянку окрашенных в зелёный цвет летающих лодок «Каталина» у ближнего берега. А за ними — шпиль речного вокзала, многочисленные теплоходы у причалов, взлётную полосу из бетонных шестигранных плит, которая постепенно начинала превращаться в улицу Свободы. Небо рябило тенями лопастей несущего винта, и было слышно, как каждая лопасть, пробегая перед вертолётом, отбрасывает вниз с шипящим свистом свою порцию воздуха.
Позже Петра занимался испытаниями сельскохозяйственного вертолёта Ми-2, который он перегнал с этой целью из Польши.
А теперь вот — Парижский авиасалон.
— Да, Гарнеев — выдающаяся личность. И уж если он приглашает тебя в свой экипаж, значит, ты его устраиваешь и как высококлассный пилот, и как человек, и мне остаётся только гордиться тем, что мы с тобой друзья, — с оттенком зависти сказал Ковалёв. — А вот я невыездной.
Петра, несмотря на дружеские отношения между ними, сообщил Ковалёву эту новость только тогда, когда у него всё уже было решено и ничто не могло сломать его планы.
— Это чтобы не сглазить, — сказал Петра.
— Так это же замечательно! Я очень рад за тебя. Возьми с собой кинокамеру, очень хочется посмотреть, какие новинки покажут на салоне, — посоветовал Ковалёв.
У Петры была простенькая любительская кинокамера «Аврора», она снимала без записи звука на половину шестнадцатимиллиметровой плёнки. Когда одна половина была отснята, кассета с пленкой переворачивалась и съемка продолжалась на другую половину плёнки.
