Предыдущая книга В. Большакова, вышедшая в том же издательстве в 2012 г., носила провокационное название «Зачем России Марин Ле Пен?». Однако представляется, что гораздо интереснее инверсионный вопрос: «Зачем Марин Ле Пен Россия?».
При поиске ответа на этот вопрос следует иметь в виду, что Россия (а точнее, Святая Русь, Saint-Russie) рассматривается французскими традиционалистами не просто как огромная страна на Востоке, а как держава, которая не раз спасала Францию — La Belle France — в кризисные для нее моменты истории. Они — в отличие от воспитанных на англосаксонской версии истории либералов и одержимых русофобией троцкистов — хорошо помнят, как Александр III вывел Францию из политической изоляции после разгрома последней в войне с Пруссией, как солдаты армий Самсонова и Ренненкампфа ценой своих жизней спасли Париж в августе 1914, и все еще могут процитировать маршала Фоша, утверждавшего, что Франция не была стерта с карты Европы лишь благодаря жертвенному наступлению русских на Восточном фронте.
С этой точки зрения Марин Ле Пен — не просто «феномен» французской политики, отличающийся от других игроков необычными симпатиями к России, а представитель многолетней и глубоко укорененной во французскую общественную мысль традиции. Выше уже говорилось, что идеологическая доктрина Марин вобрала в себя идеи и концепции многих французских (и шире — западных) интеллектуалов. Часть этих интеллектуалов — и, прежде всего, представители течения «Новых правых», группа GRECE и Клуб Настенных Часов — всегда рассматривали Россию как важнейшего континентального союзника Франции в борьбе с англосаксонским «морским могуществом».[216]
Прислушаемся к мнению основателя движения французских Новых Правых, основателю и главному идеологу Группы изучения европейской цивилизации (GRECE) Алену де Бенуа: «Они (русские, — К. Б.) заслуживают того, чтобы Европа проводила по отношению к ним самостоятельную политику, а не сверяла ее с американцами. Европа, в свою очередь, для того, чтобы сохранить независимость и избежать внешней зависимости и подчинения, нуждается в сильной России, вернувшей себе традиционный политический статус сверхдержавы и роль структурного элемента международных отношений. Ее собственный интерес состоит в возможно более тесном партнерстве с Россией, которую она дополняет в технологическом и экономическом плане. То, что сегодня Европа идет по другому пути, не отменяет острой необходимости перейти к необисмарковскому курсу на союз с русскими. Европа должна решительно выйти из западного мира и повернуться лицом к Востоку. Упадок России будет означать и ее собственный упадок».
Это очень близко (если не полностью совпадает) с высказываниями самой Марин Ле Пен.
«Европа, к сожалению, окончательно склонилась перед Америкой, превратилась в маленькую законную дочку Вашингтона. Мы почему-то решил, что можем оказывать влияние на остальной мир только с помощью НАТО и Соединенных Штатов. А американцы категорически не приемлют российской модели, которая является альтернативой, своеобразным вызовом англосаксонской системе… Если этот пост (президента Франции, — К. Б.) займу я, связи между Парижем и Москвой будут углубляться. Мы сможем более тесно сотрудничать в области научных исследований, развивать совместные медицинские, военные, аэродинамические проекты. У нас общие стратегические интересы, общая история. Франция не раз заключала тесный политический альянс с Россией. И могла бы сделать это снова. Вместо того, чтобы сохранять неестественные отношения с англосаксонскими странами, культура которых нам не так близка, как культура России».[217]
Русофильская политика лидера Национального Фронта не является «тактической уловкой» или ситуативным выбором. Она опирается на прочный фундамент, включающий себя, помимо искренних симпатий к нашей стране, передающихся в семье Ле Пен по наследству, историософскую (и отчасти геополитическую) концепцию «Новых правых» о континентальном союзе Франции с великой евразийской державой Востока. Помимо этого, пророссийская повестка внешнеполитической доктрины Ле Пен обусловлена противодействием англосаксонскому глобальному проекту, который — как одно из обличий ненавистного «мондиализма» — рассматривается как угроза цивилизационной и культурной идентичности Франции.
Борьба Национального Фронта с глобальным англосаксонским проектом является сейчас одним из наиболее привлекательных для французского избирателя сюжетов. Антиамериканизм становится все более популярным во Франции: сыграло свою роль и судебное преследование французских банков в США (в июне 2014 года BNP Paribas вынужден был выплатить рекордный штраф в 8,97 миллиарда долларов за нарушение режима санкций против Кубы, Судана и Ирана), и совсем недавнее разоблачение прослушивания трех президентов Пятой Республики (Миттерана, Ширака и Олланда) американской спецслужбой АНБ.
Национальный Фронт умело использует эти настроения: сразу же после публикации материалов WikiLeaks о прослушке французских политических лидеров Марин Ле Пен потребовала немедленного «выхода Франции из переговоров о заключении договора о Трансатлантическом экономическом партнерстве» и подчеркнула, что США не являются ни союзником, ни другом Франции.
«Мы не должны больше мириться с подобными методами. Французы должны осознать, что Соединенные Штаты — я говорю об американском правительстве, а не о народе — не являются ни союзным, ни дружественным государством… Соединенные Штаты — держава-гегемон, готовая ко всему, чтобы увеличить свой контроль над нашей страной… Это не новая констатация, но были периоды в истории, даже недавней, когда правительство Франции выступало против этого посягательства на наши свободы, независимость, честь. Последний скандал должен побудить нас вновь осознать наши национальные интересы»[218].
По мнению Марин Ле Пен, подписание соглашения о трансатлантической торгово-экономической интеграции США и стран ЕС приведет к еще большим экономическим потерям европейских производителей и усилению зависимости Европы от заокеанских партнеров. Дальнейшая экспансия американских транснациональных корпораций станет неизбежной, а это нанесет ущерб «остаткам» французской индустрии и сельского хозяйтства.
Однако считать позицию Марин Ле Пен однозначно антиамериканской было бы неверно. Она не зря разделяет «правительство» и «народ» Соединенных Штатов: в США есть силы, идейно и политически близкие Национальному Фронту.
Это, в частности, набирающая в США силу Чайная партия, которая, так же, как и НФ во Франции, «сдвигает традиционный консервативный истеблишмент вправо». В США Чайная партия также высказывается куда более жестко по вопросу иммиграционной политики, нежели традиционные «сочувствующие консерваторы».[219]Симпатии, которые Марин Ле Пен испытывает к одному из лидеров Чайной партии, сенатору Рону Полу, объясняются в том числе и тем, что американский политик, так же, как и президент Национального Фронта, не боится говорить вслух о тех проблемах, обсуждение которых в парализованном политкорректностью американском (и французском) обществе до крайности затруднено.
