согласовать статью перед публикацией”. Шарпантье тоже расстроилась. “Мне жаль, что описание моего вклада и вклада моих коллег оказалось неполным и неточным”, – отметила она в онлайн-комментарии.
Черч был более конкретен в своей критике. Он отметил, что именно он, а не Чжан, первым показал, как применять в клетках человека удлиненную направляющую РНК, которая в итоге оказалась самой функциональной. Он также оспорил утверждение, что Даудна воспользовалась информацией из статьи, которую он отправил ей перед публикацией.
Недовольство
Друзья Даудны бросились на ее защиту с яростью, которая произвела бы впечатление даже на аудиторию твиттера. Точнее, аудитория твиттера и сама не осталась в стороне.
Самый яркий и растиражированный ответ дал один из высококлассных коллег Даудны из Беркли, профессор генетики Майкл Эйзен. “Злой гений на пике своего могущества не может не завораживать, а Эрик Лэндер и есть злой гений на пике своего могущества”, – написал он в размещенном в открытом доступе комментарии через несколько дней после выхода статьи. Он сказал, что публикация “одновременно так ужасна и так прекрасна, что [он] невольно восхищается, представляя, как он громко хохочет в своем логове на Кендалл-сквер, стоя перед гигантским лазерным оружием, которое уничтожит Беркли, если мы так и не откажемся от своих патентов”.
Эйзен, который не скрывал своей близкой дружбы с Даудной, заявил, что статья Лэндера преследовала “коварную цель” продвинуть Институт Брода и принизить Даудну, а желание написать историю области было для Лэндера только прикрытием. “В статье написана хорошо продуманная ложь, которая нужна для того лишь, чтобы Лэндер мог достичь поставленных перед собой целей – обеспечить Нобелевскую премию для Чжана и безумно прибыльный патент для Института Брода. Во всех основных моментах [статья] настолько далека от реальности, что сложно представить, как ее вообще мог написать столь умный человек” [227]. Я думаю, что такая оценка неверна и несправедлива. На мой взгляд, Лэндер, возможно, и переборщил в своем наставническом рвении и желании переписать историю, однако его нельзя обвинить в нечестности.
Другие, более хладнокровные ученые также выступили с критикой Лэндера, причем пламя полыхало на множестве площадок, от научного форума PubPeer до твиттера [228]. “Если пользоваться соответствующей случаю терминологией, то можно сказать, что статья Эрика Лэндера в журнале Cell спровоцировала настоящую склоку”, – написал Натаниэль Комфорт, профессор истории медицины Университета Джонса Хопкинса. Комфорт назвал статью Лэндера “чиновничьей историей”, намекая, что Лэндер написал специально, чтобы “использовать историю в качестве политического инструмента”. Комфорт даже создал в твиттере хэштег #Landergate, который стал знаменем всех, кто полагал, что Лэндер вероломно поливал грязью конкурентов Института Брода [229].
Во влиятельном журнале MIT Technology Review Антонио Регаладо написал, что Лэндер не подкрепил никакими ссылками свои утверждения о том, что Чжан добился больших успехов в разработке инструментов CRISPR-Cas9 за год до публикации статьи Даудны и Шарпантье 2012 года. “Открытия Чжана в то время не были опубликованы, поэтому они не вошли в официальную летопись науки, – отметил Регаладо. – Но они очень важны, если Институт Брода хочет удержать свои патенты. <…> Неудивительно, что Лэндеру хотелось бы, чтобы они были впервые описаны в таком авторитетном журнале, как Cell. На мой взгляд, Лэндер проявил здесь некоторое коварство” [230].
Женщины-ученые и женщины-писатели, знающие, как несправедливо порой обходятся с Розалинд Франклин при рассказе об открытии структуры ДНК, особенно возмущались из-за статьи Лэндера, который и так не пользовался расположением феминисток, поскольку слишком часто проявлял наклонности альфа-самца, хотя и достоин похвалы за свою поддержку женщин в науке. “Его обзор стал очередным примером того, как женщину вычеркивают из истории науки, – написала в Mic научная журналистка Рут Ридер. – Это объясняет, почему так важно как можно скорее отреагировать на статью Лэндера: складывается впечатление, что в этом случае мужчина-лидер снова приписывает себе все заслуги (а следовательно, получает и финансовую выгоду) в открытии, которое стало результатом работы многих людей”. Статья на сайте Jezebel, который дерзко называет себя “как будто бы феминистским”, вышла под заголовком “Как один мужчина попытался выписать женщин из истории CRISPR, важнейшей биотехнологической инновации последних десятилетий”. В ней Джоанна Роткопф написала: “Вопрос о признании заслуг заставляет вспомнить об истории с Розалинд Франклин” [231].
Наступление на Лэндера, которое случилось, пока он путешествовал по Антарктике и не мог быстро отвечать на критику, представляло такой интерес, что о нем написали даже в ведущих газетах и журналах. Стивен Холл из Scientific American назвал его “самым любопытным за многие годы раздраем в науке” и спросил: “Почему такой проницательный стратег, как Лэндер, решил рискнуть нарваться на общественное порицание и написал столь искусно искаженный обзор?” Холл привел слова Черча, который сказал, что Лэндер “может навредить только одному человеку – самому себе”, а затем восторженно отметил: “Думали, ученые не умеют огрызаться?” [232]
Лэндер в ответ раскритиковал Даудну, которая, по его словам, не предоставила информацию, когда он прислал ей фрагменты статьи прямо перед публикацией. “Я получил данные о работе над CRISPR более чем от дюжины ученых со всего света, – написал Лэндер в электронном письме, адресованном Трейси Венс из The Scientist. – Доктор Даудна стала единственной, кто ответил отказом, и это досадно. Тем не менее я всецело уважаю ее решение не делиться своей точкой зрения” [233]. В последней завуалированной колкости – весь Лэндер.
Статья помогла провести линию фронта в войне CRISPR. Гарвардские почитатели Даудны во главе с Черчем и научным руководителем ее диссертации Джеком Шостаком пришли в ярость. “Его писанина ужасна, просто ужасна, – говорит Шостак. – Эрик хочет, чтобы зачинателями революции в сфере редактирования генома считали Фэна Чжана и его самого, а не Дженнифер. И потому он просто взял и обесценил ее вклад, словно бы и не скрывая своего враждебного отношения” [234].
Публикация Лэндера вызвала возмущение даже в его собственном институте. После того как несколько сотрудников спросили его о ней, он отправил им письмо, адресованное “дорогим бродцам”. В нем не было и намека на оправдания. “В эссе рассказывается о работе целой группы выдающихся ученых (многие из которых находятся на ранних этапах своего карьерного пути), их готовности идти на риск и их важных открытиях, – написал он. – Я очень горжусь этим эссе и тем, что оно говорит нам о науке” [235].
Через пару месяцев после публикации, когда возмущение еще не утихло, меня привлекли к работе в качестве незаинтересованной стороны. Лэндер попросил Кристин Хинан, которая тогда занимала должность вице-президента по коммуникациям в Гарварде, помочь ему уладить ситуацию. Я давно знал
