И вот главный герой там был зрячий, Нуньес, который видел всё таким, какое оно есть, в отличие от всех остальных, которые были слепыми. Но все они считали его ненормальным. Вот и Янка была больше других видящая, как этот Нуньес. Я в 1984 году это понял, когда из армии вернулся и с творчеством её впервые познакомился. Пришёл к ней гости, и она свои стихи показала. Это были небольшие такие, короткие стихи, смешные, сатирические, про отношения между двумя людьми. Вот типа как у Валентина Гафта. И песни она потом свои сочинять начала. А я
с первого раза смысла не понимал, на что она говорила: «А ты без музыки почитай, просто текст, не торопясь». Тогда становилось понятнее. Были стихи её, короче говоря, непростые, такие нужно было вдумчиво читать.
Вообще, мы до моей армии, когда дружили, подростками, мы никогда не спорили, а когда я вернулся оттуда, то повзрослели, видимо. Мне тогда уже 20 было, а Янке лет 18. И начали мы философские споры вести. Я ей говорил, что жизнь торопить не стоит, потому что казалось, что она всё время торопится. Торопится жить. А Янка говорила, что у нас есть только настоящее и жить надо «здесь и сейчас», будто будущее своё она даже особо и не видела. И видеть будто и не хотела. И даже как будто не могла. И чувство меня такое не покидает, что она всё равно сгорела бы, как мотылёк. Не тогда, так несколько позже. Скажу честно, в памяти моей она осталась как удивлённый, обиженный ребёнок, до конца обществом непонятый. В то время её по-настоящему мало кто понимал. Почему-то мне кажется, что она ощущала это. И когда оставалась одна, то по этому поводу, мне кажется, очень страдала.
– Какие у вас ещё есть воспоминания тех лет?
– Ну, философствовали мы не всегда, конечно, а всячески в то время прикалывались. Она всё шутила да смеялась, чувство юмора у неё было обалденное. С ней никогда не было скучно. И даже самые серьёзные люди в её компании менялись. Могла их заставить сделать что-то необычное или для них не свойственное. Был у меня друг, например, Вова Кулешов, боец прямо такой был, камень. Мы с ним в армии вместе служили. А когда с Яной его познакомили, то смотрим, а он уже сидит с ней на заборе и песенки поёт. Вот такая перемена случилась с ним в её обществе.
Ещё вот что вспоминается – я, конечно, не хочу этим как-то хвалиться, но я чувствовал, что одно время Янка была в меня влюблена, ну, по крайней мере, я ей точно нравился. И когда я с Анжелой, Янкиной подругой, начал дружить, Янка явно ревновала и дулась, прямо вредничала. Но я ей ответить взаимностью не мог. А вообще, если бы не Янка, я бы с Анжелой не встретился. Ну, то есть я Анжелку видел несколько раз, конечно, потому что мы в одной школе учились, но тогда возраст совсем юный был, а потом я в армию ушел. А как из армии вернулся, решил к Янке в гости заглянуть с другом, как раз с Вовой Кулешовым. Мы пришли, а там Анжела сидит. Вот так мы с ней вместе и по сей день. А вообще, мы по-разному тусовались. В кино постоянно ходили. Ещё была двенадцатиэтажка одна возле оперного, и там были огромные парадные, прямо холлы какие-то на каждом этаже. И мы там часто с друзьями зависали, в прятки там и в догонялки играли, в лифте катались.
– Как вы узнали о её увлечении роком и панком?
– Да как-то увидели её в центре всю в булавках да в кирзовых сапогах. Когда она стала с панками тусоваться, мне это всё вообще не нравилось, удручало меня. Вызывало какое-то удивление. Я не думал, что у неё это увлечение так надолго получится. Думал, может, закончит институт. Хотя понятно, у них там были всякие общие музыкальные темы, но для меня это было как-то неправильно, тогда это было как-то не круто. Я человек простой – из деревни. И у меня немного другие представления о жизни. Песни песнями, но в жизни надо как-то устраиваться, чтобы на земле стоять ногами, личную жизнь свою налаживать, а у них всё непонятно куда и как-то «на износ».
– Смотрите, вы сказали, что Янку не особо тогда понимали. Но по итогу у Янки появилось большое количество поклонников, слушателей, которым близко её творчество. Да и в той самой панковской музыкальной тусовке у неё появилось много единомышленников. Что думаете?
– Я никого лично из её музыкальной компании, если честно, не знал, но для меня это всё, чем они жили, как-то сложно. Я про это так скажу: «Если долго заглядывать в пропасть, пропасть может заглянуть в тебя». Мне кажется, люди там были какие-то несчастные. Депрессивные, безысходные настроения мне не близки. Вместо того чтобы бороться с системой или обижаться, что ты не в то время родился, можно же лечь на траву, посмотреть на небо. Найти вот хотя бы в этом смысл и красоту. А может, даже и Бога. А Янка, может, что-то такое и искала, но по итогу будто не нашла. И потому много музыкантов и поэтов как-то грустно закончили. Люди они были, безусловно, талантливые, но мне, например, удивительно, как молодость можно променять на творческие изыскания, на сопротивление какой-то системе, на написание серьезных стихов и песен, потому что я бы свою беззаботную и весёлую молодость ни на какой талант не променял.
– А как вы узнали, что Янки не стало?
– От Анжелы. Она мне ещё тогда сразу рассказала и про сводного Янкиного брата, что он тоже недавно погиб. Что с ним тоже какая-то непонятная история случилась, из-за которой он умер, а следом Янка. Если взять за версию то, что это было самоубийство, то это как раз о том, что видела она больше других. Оттого и погасла.
– Иван, спасибо большое за интервью и за интересные воспоминания!
Интервью взяла Ольга Ярушкина.
Беседа состоялась в мае 2021 года.
Олег Коврига – продюсер, основатель лейбла «Отделение Выход»
– Здравствуйте, Олег. Расскажите, как вы познакомились с Янкой и её творчеством?
– Привет, Кристина. Это был концерт, который устраивал Берт, то есть Олег Тарасов, в МАМИ – Московском автомеханическом институте. Это было в начале 88-го года, но говорят, что это было в начале 89-го года. Туда приехала «Гражданская оборона» с Янкой.
