«6 декабря 1916 года в два часа дня я получил приказание от командира полка полковника Яковлева поручить своему младшему офицеру, прапорщику Янушевичу, с первым и вторым взводами вверенной мне роты, перерезав проволочные заграждения противника, ворваться в его окопы на участке, лежащем против позиции 6-й роты, и, захватив пленных, вернуться в исходное
положение.
Прапорщик Янушевич беспрекословно, как подобает доблестному русскому офицеру, взялся за выполнение этого приказа. Предупредив вверенные ему взводы, что ночью будет произведена разведка, он вместе со старшим унтер-офицером отправился в окопы для того, чтобы наметить точку удара, и я, обходя окопы застал его за этим занятием.
На обратном пути к землянкам унтер-офицер Романченко был ранен в ходе сообщения шальной пулей в шею и отправлен мною в околоток.
В шесть часов во взводы первой полуроты были выданы белые халаты для маскировки, которые гренадеры называют саванами, и пополнено количество ручных гранат и патронов. В восьмом часу вечера полуроте был роздан ужин и было велено лечь на отдых, причем подъем был указан в половине двенадцатого ночи.
В одиннадцатом часу в землянку явился назначенный взводным унтер-офицером, вместо выбывшего Романченко, младший унтер-офицер Климов и заявил мне, что полурота отказывается от выполнения боевого приказа.
Я вместе с прапорщиком Янушевичем немедленно прибыл в землянку первого взвода и потребовал у гренадер, чтобы они выдали зачинщиков бунта. Все молчали, кроме гренадера Рябова, который заявил, что никаких зачинщиков нет и что гренадеры не хотят выполнять приказ, так как он якобы невыполним.
Я приказал прапорщику Янушевичу арестовать гренадера Рябова и отправить его с унтер-офицером Климовым в землянку телефонистов, что и было названным лицом исполнено.
Сопротивления со стороны гренадер мне оказано не было. Все молчали. Только ефрейтор Скебловицкий, поляк по национальности, сказал, что Рябов никакого бунта не делал, а что, мол, действительно, нельзя идти без всякой пользы на верную смерть.
При этом многие зашумели, явно поддерживая Скебловицкого, и я хорошо слышал голос гренадера Бойко. Тогда, рискуя жизнью, но не будучи в силах перенести, что вверенная мне рота отказывается от исполнения боевого приказа и тем покрывает позором доблестный суворовский полк, я вынул наган и крикнул, что застрелю каждого, кто произнесет хотя бы одно слово.
Державшийся мужественно прапорщик Янушевич также вынул револьвер и готов был в случае надобности меня защищать или умереть.
Бойко и Скебловицкий были мною также арестованы.
К написанному прибавить ничего не могу.
Подпоручик Рак».
Опрошенный того же числа младший офицер 6-й роты Янушевич Николай Иванович, холост, православный, под судом не был, двадцати трех лет, показал:
«К сказанному подпоручиком Раком могу прибавить следующее: когда в третьем часу дня я пришел в землянку первого взвода сказать о том, что нужно приготовиться к ночной разведке, гренадер Рябов стал спрашивать меня, не поручено ли полуроте прорвать немецкую проволоку, что, по его мнению, сделать совершенно невозможно.
Когда я приказал ему замолчать и слушать то, что ему говорят, то он сказал, что говорит так потому, что слышал, что полуроте дан именно такой приказ.
Я вторично приказал ему замолчать, что он и исполнил, хотя не сразу, и у меня явилась мысль, что Рябов дурно действует на солдат. Но в приготовлениях к вылазке я забыл об этом доложить ротному командиру.
Больше по этому делу показать ничего не могу».
Спрошенные того же числа гренадеры Рябов Иван (22 лет, православный, холост), ефрейтор Скебловицкий (20 лет, холост, римско-католического вероисповедания) и гренадер Бойко Степан (38 лет, женат, до призыва из запаса отбывал наказание за нанесение тяжелых увечий в драке) показали:
«Никаких зачинщиков не было. Гренадеры отказались от выполнения приказа, потому что знали, что его нельзя выполнить, так как предыдущие разведки показали, что противник, хорошо снабженный прожекторами и непрерывно освещающий ракетами пространство между проволочными заграждениями, не подпустит полуроту незамеченной. Кто первый сказал, чтобы не идти в дело, допрашиваемые не помнят, но только не они. По выражению Бойко, “вся землянка гудела”; в отдельности же никто не высказывался».
На вопрос, кричали ли они, чтобы младший унтер-офицер Климов шел к ротному командиру с докладом о том, что полурота не хочет идти в дело, все трое ответили: «Да!»
Младший унтер-офицер Климов, спрошенный того же числа, на вопрос, какие он меры принял против вышедших из повиновения гренадер, когда они требовали, чтобы он отправился с докладом об их преступном решении к ротному командиру, ответил:
«И там была смерть, и здесь смерть. Устал я, ваше благородие. Хоть голову рубите!»
VIII
На дознании комкором была положена резолюция:
«Предать всех поименованных в дознании офицеров и нижних чинов военно-полевому суду, который собрать распоряжением начальника 3 гренадерской дивизии».
Суд состоялся 10 декабря. В тот же день был вынесен приговор.
Подпоручик Рак отстранялся от командования ротой; прапорщик Янушевич, переведенный в другую роту, приговаривался к одному году крепости с отбыванием наказания после окончания войны, а младший унтер-офицер Климов, ефрейтор Скебловицкий и гренадеры Рябов и Бойко были приговорены к лишению воинского звания и к смертной казни через расстреляние.
Приговор был приведен в исполнение за штабом полка, у кустарников, замаскировавших тяжелую батарею.
Был ясный морозный день.
Приведение приговора в исполнение было поручено сборной команде, по два гренадера от каждой роты. Это приказал Нилов в назидание, чтобы все почувствовали.
Над кустиками кружился немецкий аэроплан.
Высокий, он почти растворялся в бледной голубизне зимнего неба и изредка лишь поблескивал металлическим брюхом.
Солдаты команды, присланной на экзекуцию, и несколько офицеров, присутствовавших по обязанности, боязливо поглядывали на не вовремя прилетевшую стальную птицу и слушали настойчивое гуденье ее мотора.
Не боялись аэроплана только приговоренные. Для них он был не врагом, а другом… Эх, если бы он закидал бомбами этих выравнивавшихся перед ними людей с винтовками.
Но аэроплан не интересовался маленькой кучкой людей у кустарников. Он высматривал батарею.
В тот же день той же шестой роте Фанагорийского полка, имевшей уже другого командира и другого младшего офицера, было приказано выполнить то, от чего она отказалась два дня тому назад.
