дискуссии не всегда приводят к формированию широких общественных консенсусов. Организаторы саммита из Национальной академии наук прекрасно это понимали. Хотя они и призывали к публичному обсуждению вопроса, они создали экспертный комитет, куда вошли 22 специалиста, которые должны были за год изучить, стоит ли наложить мораторий на редактирование ДНК в клетках зародышевой линии.
В итоговом отчете комитета, опубликованном в феврале 2017 года, не содержалось призывов к введению запрета или моратория. Вместо этого там были перечислены критерии, которые необходимо выполнить, прежде чем редактирование зародышевой линии будет разрешено. Среди прочего в списке значилось “отсутствие разумных альтернатив для предотвращения развития серьезного заболевания или синдрома” и несколько других критериев, которые нельзя было назвать невыполнимыми в обозримом будущем [345]. Любопытно, что в список не вошло одно из ключевых условий из доклада, сделанного по итогам международного саммита 2015 года. Больше не упоминалось о необходимости достижения “широкого общественного консенсуса” для разрешения внедрять в геном наследуемые изменения. Отчет 2017 года призывал лишь к “постоянному широкому участию общественности в обсуждении вопроса”.
Многие биоэтики испытали разочарование, но большинство ученых, включая Балтимора и Даудну, полагало, что авторам отчета удалось найти разумный компромисс. Исследователи, работающие в медицинской сфере, решили, что им включили желтый свет, позволив продолжать эксперименты при соблюдении всех мер предосторожности [346].
В июле 2018 года Нуффилдский совет, самая престижная в Великобритании независимая организация, занимающаяся вопросами биоэтики, обнародовал еще более либеральный доклад. “Редактирование генома может стимулировать развитие революционных технологий в сфере репродукции человека, – отмечалось в нем. – Если внедрение в геном наследуемых изменений идет на благо будущему человеку и не противоречит принципам социальной справедливости и солидарности, такие изменения не нарушают ни один категорический моральный запрет”. Совет пошел еще дальше и сгладил различия между редактированием генома для лечения заболеваний и применением технологии для усовершенствования генетического профиля. “Возможно, в будущем редактирование генома можно будет применять для… усиления физических и интеллектуальных способностей”, – говорилось в руководстве к докладу. Этот доклад справедливо сочли шагом к разрешению редактирования зародышевой линии человека. Статья в The Guardian вышла под заголовком “Британский комитет по этике дал добро на создание генетически модифицированных детей” [347].
Мировое регулирование
Хотя Национальная академия наук США и британский Нуффилдский совет заняли либеральную позицию по отношению к редактированию зародышевой линии, в обеих странах были введены некоторые ограничения. Конгресс принял постановление, которым запретил Управлению по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных препаратов (FDA) оценивать любую методику лечения, “в которой человеческий эмбрион специально создается или модифицируется таким образом, чтобы в его геном оказалось внедрено наследуемое изменение”. Джон Холдрен, советник по науке при президенте Бараке Обаме, провозгласил: “Администрация считает изменение зародышевой линии человека в клинических целях чертой, которую в настоящее время лучше не пересекать”. Директор Национальных институтов здоровья Фрэнсис Коллинз заявил: “Национальные институты здоровья не будут спонсировать применение технологий редактирования генома в человеческих эмбрионах” [348]. В Великобритании редактирование человеческих эмбрионов было также ограничено различными постановлениями. Однако ни в Великобритании, ни в США не было принято никакого закона, который бы четко и однозначно запрещал редактирование зародышевой линии.
В России не было законодательного запрета на редактирование генома человека, и в 2017 году президент Владимир Путин рассказал об огромном потенциале CRISPR. На состоявшемся в тот год молодежном фестивале он описал преимущества и опасности создания генетически модифицированных людей, например суперсолдат. “Человек приобретает возможность влезать в генетический код, созданный или природой, или, как сказали бы люди религиозные, Господом Богом, – сказал он. – Представьте, что человек сможет создавать другого человека с заданными характеристиками. Это может быть гениальный математик или музыкант, но это может быть и солдат, который будет воевать без страха, без чувства сострадания, сожаления и без боли” [349].
Китайские постановления были строже – по крайней мере, так казалось со стороны. Хотя там не действовало однозначного законодательного запрета на внедрение наследуемых изменений в геном человеческих эмбрионов, множество постановлений и руководств, казалось бы, не допускало таких экспериментов. Так, в 2003 году Министерство здравоохранения Китая обнародовало “Технические требования к искусственному оплодотворению человека”, в которых указывалось: “Генетические манипуляции с человеческими гаметами, зиготами и эмбрионами, создаваемыми в репродуктивных целях, запрещены” [350].
Почти все в Китае контролируется государством, которое знает почти все о происходящем в больницах. На международном саммите в Вашингтоне Дуаньцзин Пэй, уважаемый молодой исследователь стволовых клеток и генеральный директор Института биомедицины и здоровья в Гуанчжоу, заверил своих коллег по координационному комитету, приехавших из других стран, что редактирования зародышевой линии эмбрионов в Китае не будет.
Именно поэтому Пэй и его единомышленники со всех концов света были шокированы, когда в ноябре 2018 года приехали в Гонконг на Второй международный саммит по вопросам редактирования генома человека и обнаружили, что, несмотря на все их благородные стремления и тщательно составленные отчеты, человечество оказалось нежданно-негаданно заброшено в новую эру.
Часть шестая. Дети CRISPR
Новая порода людей благословит меня как своего создателя; множество счастливых и совершенных существ будут обязаны мне своим рождением.
Мэри Шелли. Франкенштейн, или Современный Прометей, 1818
Нетерпеливый предприниматель
Хэ Цзянькуй, сын небогатых крестьян, которые выращивали рис, родился в оруэлловском 1984 году и вырос в уезде Синьхуа, одной из самых бедных деревень в сельскохозяйственном регионе провинции Хунань в восточной части Центрального Китая. Когда он был маленьким, средний доход семьи в этой деревне не превышал ста долларов в год. Его родители были так бедны, что не могли купить сыну учебники, поэтому Цзянькуй ходил в деревенский книжный магазин и читал книги там. “Я рос в маленькой крестьянской семье, – вспоминает он. – Летом я каждый день снимал с ног пиявок. Я никогда не забуду, где родился и вырос” [351].
Хэ Цзянькуй делает селфи с Даудной в лаборатории в Колд-Спринг-Хар
Цзянькуй был честолюбив с детства, мечтал об успехе и славе, поэтому он поверил висящим в школе плакатам, которые гласили, что он должен посвятить себя науке и раздвигать ее горизонты. Ему и правда это удалось, однако не столько благодаря успехам в науке, сколько благодаря непомерному рвению.
Уверенный, что наука – дело патриотов, юный Цзянькуй оборудовал дома примитивную физическую лабораторию, где неустанно проводил эксперименты. Он прекрасно окончил школу и был отправлен на учебу в Научно-технический университет в Хэфэе, в девятистах километрах от дома, и изучал там физику.
После этого
