будущем мы все имеем довольно смутные представления, большинство наших исторических сравнений черпается из прошлого — той культуры, что более близка по складу. Человек без исторического аспекта представляется мне безродным и беспочвенным, как эпифитное растение, — без корней. А для диалектика это и вовсе недопустимо. Вот почему меня удивило Ваше утверждение об отсутствии постоянного обращения к прошлому у современных людей (да что современных — Вы пишете — людей вообще, что уж, простите, совершенно неверно!).
Я вполне допускаю, что в художественном выполнении романа я просто не сумел показать убедительно этот постоянный исторический анализ людей будущего. Вероятно, это так и есть, раз Вы обратили на это внимание. Но Ваше утверждение о мнимом отсутствии ретроспективного анализа у человека вообще и тем более в будущем — мне представляется и фактически, и методологически неверным.
Вот как будто все основное, что Вы затронули в своем письме.
Извините за беспорядочность изложения — пишу на машинке смаху, на отработку положений не остается времени, но мне думается, что Вы поймете и недосказанное и сказанное не вполне отчетливо.
Как видите, Ваше интересное письмо заставило меня «раскачаться» на целый рассказ.
С приветом и лучшими пожеланиями: (И.А.Ефремов)»
От моего второго письма Ефремову у меня сохранились лишь отрывки.
«Я не могу не предъявить Вам крайне серьезного, на мой взгляд, обвинения в том, что герои Ваши не люди, а боги, что Вы культивируете сверхчеловека. Вы отталкиваете от себя все, что не обладает исключительной силой разума, мышц и воли. Все остальное не имеет у вас права на существование. Таков именно вывод из Ваших книг, если только я не ошибаюсь.
Не буду голословным. Скажите, кто мог бежать из египетского рабства? Только те, кто разумом, силой воли не уступали Пандиону, Кидого и Кави. Только они и имели право быть Вашими героями. Возьмите Усольцева — это сверхчеловек, прекрасный, отважный. Если бы его не было, не было бы и Вашего рассказа. Или моряки, бежавшие на ветхом паруснике из Норвегии: да ведь будь там кто-нибудь, уступавший им, скажем, физической силой, он бы немедля погиб.
Что же плохого в том, что вы избираете героями таких прекрасных людей? Напротив, скажут, образцы этих людей должны стать идеалом, к которому надо стремиться. А плохое, как мне кажется, все в том же негласном выводе, что более слабый, менее умный, менее красивый не имеет права на существование и является как бы черной костью. Такая точка зрения, вообще говоря, очень соблазнительна. Презирать глупость, слабость, уродство — это очень легкий путь. Однако к чему же может привести это на практике?»
Ефремов ответил и на это письмо, из которого стало ясно, что он убежденный евгеник. Он снабдил меня даже списком соответствующей литературы.
«Абрамцево (под Москвой), 27.10.59
Многоуважаемый товарищ Агурский!
(по-прежнему Вы держите в секрете Ваше имя-отчество...)
Ваше письмо с защитой нищих духом удивило меня своим страстным взрывом чувств за малых сих. Сначала мне показалось, что Вы кругом неправы, но подумав, я решил, что это не так и есть, пожалуй, тысячелетняя мудрость, точнее сказать — библейская, в этом. Но лишь в одном аспекте. В том, что никому не может быть дано право презирать с высоты своего Эвереста кого бы то ни было.
Есть народ и есть философия, которая прямо формулирует заповедь: «принимай своего ближнего там, где он есть, таким, каков он есть, и помогай ему возвыситься». Это основная заповедь йоги — древнеиндийской религиозной философии (не только йоги, известной у нас, — то лишь методы психофизиологии). Так вот, человек, как только получил разум, сразу же отточил этим разумом чувства, и они стали вечным противовесом жестокому соревнованию в жизненной борьбе за существование.
Поэтому я верю, что человек не потонет в жестокости и холодности и как-то спокоен за человечество. На потухание солнц и галактик мне, извините, наплевать: пройдут миллионы лет, и за это время мы так подчиним себе природу, что запустим и закрутим новые галактики, ежели понадобится.
Но вот другая сторона разума, именно та, которой опасаетесь и Вы — презрение к малым сим. В этом отстаивании абсолютности индивидуальных взглядов, в подавлении несогласных, в устранении тех, кто считается неполноценными — корни самого страшного порождения нашей цивилизации — фашизма. Это — главная опасность современности, ибо он живуч и возрождается в новых, подчас неожиданных обличьях. Однако, думаю, что мир получил уже хороший урок вечного позора фашизма и теперь люди станут осторожнее не только с Ницше, но и с Джеком Лондоном. Вот в этом аспекте Вы правы, в опасении, что прекрасные герои отвлекут наши мысли от обычных людей и обычной жизни, а отсюда уже перебросится мост к абсолютности фашистского типа.
В остальном Ваш панегирик слабым сим — не годится! Как неисправимому романтику мне просто неинтересно изображение обыкновенности и повторение в книге обычных жизненных ситуаций, наполняющих жизнь на каждом шагу. Черт с ними — и так надоели! Вот собирать венок из цветов жизни — это занятие гораздо интереснее, а для чего же я пишу, как не для того, чтобы магической властью изображения и слова сотворить такую жизнь, которая мне кажется интересной и стоящей?
Есть ли критерии настоящего Эвереста? Есть, конечно, — в трудности и полезности поставленной задачи! Причем эта трудность не обязательно может быть единственной вспышкой подвига — гораздо труднее повседневная стойкость и гражданское мужество, растянутое на десятки лет в достижении большой внутренней ли внешней — все равно, цели.
Красота? Если я считаю, что в будущем люди должны стать прекрасными и уверен в этом потому, что красота — это всего лишь целесообразность, то в настоящем есть ли у меня герои, которые обязательно красивы телесно? В прошлом — опять-таки есть, потому, что речь об Элладе, создавшей отличный физический тип человека в неустанном совершенствовании полового отбора, подчас невероятно жестоком, как у спартанцев. А Усольцев, Канин, Балабин, Никитин, этруски, Уахенеб — почему они обязательно красавцы?
Но Вы опять делаете правильный ход — ключ ко всем совершенствам и недостаткам человека массового, хомо грегариус — в генетике. И в генетике — орудие для исправления многого того, что мы сейчас считаем функцией Господа Бога, если, конечно, отрешиться от всей расовой чепухи и филистерской глупой осторожности, которые нагромождены с обеих противоположных точек зрения — нашей и буржуазной.
У нас мало людей знают, что по сути дела индивидуальные отец и мать очень мало что значат, — у каждого из нас коллективные отец и мать — длинная цепочка
