Ибн Са’уда как главы суверенного государства, функционировавшего вне системы внешнеполитических координат английских протекторатов на Аравийском полуострове.
Давая словесный портрет Ибн Са’уда, советский дипломат-арабист, а впоследствии разведчик Моисей Маркович Аксельрод (1898–1939), работавший в Джидде вместе с Каримом Хакимовым, писал, что роста король ‘Абд ал-’Азиз был внушительного. Внешне — спокойный, но всегда — максимально собранный и предельно сосредоточенный, он был человеком слова и дела. Про таких, как он, арабы Аравии говорят: «Весь он — воля, весь — энергия, весь — движение» (302).
С учетом роста веса и вляния короля Ибн Сауда в исламском мире и его широкого признания мировым сообществом в Москве сочли своевременным и целесообразным (летом 1927 г.) преобразовать дипломатическое агентство и генеральное консульство СССР в Джидде в полномочное представительство. Верительные грамоты для первого полпреда СССР в Королевстве Неджд, Хиджаз и присоединенных областей (на имя К. Хакимова) были выписаны 10 сентября 1927 г. (303).
После отъезда К. Хакимова на лечение в Германию (осенью 1927 г.) на смену ему в Джидду решено было отправить Назира Тюрякулова. С предложением назначить на эту должность Н. Тюрякулова, «одного из крупных знатаков исламского мира», как его характеризовал НКИД, Лев Михайлович Карахан (Караханян Левон Сихайлович, 1899–1937, заместитель наркоминдела СССР) обращался к И. В. Сталину, генеральному секретарю ЦК ВКП(б), 16 ноября 1927 года. Товарищ Тюрякулов, отмечал Лев Карахан, вполне приспособлен к «проведению той сложной и тонкой политики, которая требуется от наших представителей в Геджасе [Хиджазе]».
Следует, думается, сказать и о том, что вторая половина 1920-х годов в заложенном Ибн Са’удом государстве была отмечена не только успехами по «институализации властных структур», но и мятежами ихванов (304). Они являлись военно-политической опорой Ибн Са’уда в его схватке с Хашимитами, и сыграли важную роль в процессе объединения Неджда и Хиджаза. Действия Ибн Са’уда по централизации власти, запрет, введенный им на грабежи торговых караванов и набеги на приграничные соседние территории, равно как «привнесенные им новшества» (телефон, радио, телеграф и авто — для быстрого передвижения по землям его государства и оперативного управления ими) вызвали раздражение среди ихванов. Выразителем их недовольства стал шейх Файсал ал-Давиш, верховный вождь племени бану мутайр, ближайший долгое время соратник Ибн Са’уда. Обвинив Ибн Са’уда в проанглийских настроениях и даже в намерениях продать земли в «колыбели ислама» неверным и коварным инглизам, запросившим у него разрешение на постройку взлетно-посадочной полосы для своих самолетов, выполнявших рейсы в Индию, равно как и в чуждых ихванизму нововведениях, шейх Файсал учинил смуту (1926 г.). Подвиг на нее шейха Султана ибн Хумайда ибн Биджада, верховного вождя племени бану ‘атайба, и шейха Зайдана ибн Хислайна, верховного вождя племени ал-‘аджман. Шейхи этих влиятельных среди ихванов племен подвергли Ибн Са’уда жесткой критике за «терпимость к неверным» и попустительство в том, что касалось соблюдения его подданными канонов ислама в их первоначальном, «чистом виде». Собравшись на встречу в Эль-Гатгате, они поклялись на Коране оказывать друг другу помощь, если на кого-нибудь из них Ибн Са’уд «пойдет войной» (305). Сложившаяся «мятежная тройка» направила Ибн Са’уду петицию со словами недопустимости покушения на идеалы ихванизма и с выражением недовольства «новыми таможенными установлениями» (306). В петиции подчеркивалось, что от запрета на газу (набеги) страдают многие недждские племена. Это, во-первых. Во-вторых, что инглизам в Неджде, по их разумению, «дозволено непозволительно многое».
Пламя мятежа, поднятого ихванами, опалило не только земли Неджда и Хиджаза, но и обожгло территории соседних с ними уделов.
В ответе на поданную ему петицию Ибн Са’уд писал, что до ее получения он и слыхом не слыхивал ни об одном высказывани ни одного из улемов, насчет непозволительности для мусульманина пользоваться телефоном, телеграфом и автомобилем. Однако ихваны, несмотря на это, уже не единожды покушались на собственность центральных властей: обрывали телефонную линию, обеспечивавшую оперативную связь с губернаторами областей; разбивали автомобили.
Ихваны считали, что передачи по радио и телеграммы по телеграфу «переносят шайтаны». Тогда Ибн Са’уд пригласил к себе во дворец нескольких всеми уважаемых улемов во главе с ‘Абд Аллахом ибн Хасаном аш-Шейхом, потомком Ибн ‘Абд ал-Ваххаба, и поинтересовался, будет ли, по их мнению, шайтан доставлять по воздуху проповеди улемов из Мекки в Эр-Рияд. Те ответили, что нет, не будет. После этого он включил радио, и все услышали вначале призыв к молитве, с которым обратился к правоверным главный муэдзин (муаззин) Мекки, а потом и проповедь имама в Большой мекканской мечети, на расстоянии 800 миль от Эр-Рияда. Улемы пришли в неописуемый восторг — и благословили радио как чудное творение Аллаха (307).
Разъяснительные беседы с ихванами вел, к слову и Хафиз Вахба, перешедший на службу к Ибн Са’уду египетский журналист и политический активист. Те резко выступали, в частности, против уроков рисования в школах и преподавания иностранных языков. Вахба, со своей стороны, обращал их внимание на то, что рисование, как таковое, издревле использовалось прославленными аравийцами-мореходами и географами для составления карт. Что же касается преподавания иностранных языков, то все посланники Пророка Мухаммада, которых Он отправлял в чужие земли с посланиями-призывами к правителям и народам тамошним обратиться в ислам, говорили на их языках (308).
Ихваны, неудовлетворенные письменным ответом Ибн Са’уда на их петицию, возобновили набеги {газу) на территории Ирака и Трансиордании. Цель их состояла в том, чтобы продемонстрировать Ибн Са’уду несогласие с теми договорами, что он заключил с соседями при участии Англии. В Ираке набеги ихванов испытали на себе поселения и становища племен ал-заййад, ал-йаджиб и бану салима. Джон Бэготт Глабб (1897–1986), служивший в то время офицером на военно-сторожевом посту на иракской границе, вспоминал впоследствии, что земли вдоль границы от Басры до Неджда подвергались едва ли не еженедельным набегам ихванов. Жертвами их стали сотни мирных жителей. Население лишилось тысяч голов овец и другого домашнего скота, захваченного и уведенного в Неджд. Набеги эти, по его словам, были, поистине, опустошительными.
Непрекращавшиеся рейды ихванов усиливали рост скептицизма среди иракских племен в отношении заявлений центральных властей Ирака и их союзников англичан насчет обеспечения безопасности границ. Шейхи племен Ирака обратились за защитой к Ибн Са’уду, полагая, что именно он стоит за спиной набегов ихванов. Связались с губернатором Хаиля, кузеном Ибн Са’уда. И при его посредничестве получили заверение Ибн Са’уда в том, что при условии уплаты ими налогов, установленных для населения Неджда, защиту они получат. Многие иракские племена такое условие приняли (309).
5 ноября 1927 г. отряд всадников из племени ал-мутайр во главе с шейхом ал-Суром, одним из доверенных лиц шейха Файсала ал-Давиша, напал на строившийся тогда полицейско-сторожевой пост у колодцев
