наряд! Итальянцы гораздо удачнее окрестили этим же словом коварство и злобу [1141]. Ведь это – чувство, всегда приносящее вред, всегда безрассудное, а также всегда малодушное и низменное. Стоики воспрещают мудрецу предаваться ему». Он цитирует Сенеку: «Только малая печаль говорит, большая – безмолвна» [1142]. Монтень отнюдь не превозносит бесчувственность. Он настаивает лишь на том, что если вы предаетесь скорби, да еще и наживаете тем самым моральный капитал, то вы уже не скорбите. Что до него, то он предпочитает сохранять стоическое самообладание. Мы не знаем, читала ли Екатерина Медичи «Опыты», но, судя по тому, в какое светлое произведение искусства преображена ее скорбь в одобренном ею «Памятнике сердца» Генриха II [1143], мы можем не сомневаться, что дочь Лоренцо Медичи, герцога Урбинского, согласилась бы с Монтенем.
Но однажды самообладание ей изменило, и случилось это по вине Жермена Пилона: Екатерина упала в обморок, увидев Генриха и самое себя в виде мраморных эффигий на погребальном ложе в усыпальнице Валуа при базилике Сен-Дени.
Проект усыпальницы Екатерина Медичи заказала Приматиччо одновременно с «Памятником сердца». Это перекрытая куполом ротонда, пристроенная к концу северного трансепта базилики, в которой хоронили французских королей. В центре ротонды сооружена гробница Генриха II и Екатерины. Вокруг – места для алтаря и шести других гробниц: Людовика XII, Франциска I, сыновей Генриха и Екатерины. Королева-мать надеялась увидеть ансамбль не менее величественный, чем первые эскизы Микеланджело для гробницы Юлия II или Новая Сакристия в фамильной церкви Медичи Сан-Лоренцо, где был погребен ее отец. Работы начались в 1563 году и продолжались два десятилетия, но так и не были завершены [1144].
Гробница Генриха II и Екатерины Медичи представляет собой прямоугольную в плане сень на высоком цоколе. К ее углам прислонены по три коринфские колонны, на фоне которых высятся большие бронзовые фигуры, олицетворяющие Справедливость, Силу, Благоразумие и Терпение. Вы можете обойти сень кругом и с каждой стороны видеть сквозь проемы стоящее внутри мраморное ложе с эффигиями королевской четы. На аттике находятся бронзовые изображения Генриха и Екатерины в натуральную величину. Они стоят на коленях в вечной молитве, как и статуи супружеских пар на гробницах Людовика XII и Франциска I. Гармоничным это сооружение не назовешь, но идея его ясна. Внизу – смерть, наверху – вечная жизнь, залогом которой являются добродетели королевской четы. Все скульптуры выполнены Жерменом Пилоном.
Посмотрим сначала наверх. Сорокалетний король, осеняющий себя крестным знамением, выглядит пожилым понурым человеком, движения которого затруднены и медлительны. Рядом со своей женой, которую французские аристократы презрительно прозвали «дочкой лавочников», он сущий мужлан. Она же статью истинная аристократка, а ее лицо так молодо, что она годится в дочери своему супругу. В плотно сомкнутых губах и высоко поднятых ладонях чувствуется избыток нерастраченных сил. Гордый поворот головы в сторону мужа – знак клятвы в том, что она ни на шаг не отступит от начинаний уходящего из жизни короля. «Мать девяти детей, трое из которых стали королями, жена, отвергнутая увлеченным Дианой де Пуатье мужем, лишенная влияния Гизами, вдова Генриха II после смерти сына (Франциска II. – А. С.) берет реванш. Оставаясь флорентийкой до мозга костей, увлеченная идеями Макьявелли, она прекрасно понимала, какие опасности угрожали трону. Кроме того, ей были присущи смелость, страстная любовь к власти, ярко выраженная склонность к мелким хитростям и интригам, которые она путала с дипломатией, расчетливая воля и терпеливая скрытность. Общественное мнение приписывало ей роль зловещей советницы Карла IX и ответственность за Варфоломеевскую ночь. Это преступление, противоречившее всей проводимой ею политике, не должно заставить нас забыть о ее усилиях по восстановлению государства. Она не заслуживает ни презрения, которым ее поливают одни, ни восхищения, которое другие выражают по отношению к ней: при ее содействии государство худо-бедно выжило» – этот портрет, набросанный нашим современником [1145], не противоречит созданному Пилоном. Презираемой Монтенем скорби здесь нет.
А теперь переведем глаза на смертное ложе, что стоит под сенью. Перед нами французский тип надгробия, известный с готических времен. Но вместо строго вытянувшихся тел, облаченных в погребальные одежды, вместо окаменевших ладоней, обращенных в молитве к небесам, вы видите неприбранные трупы, едва прикрытые простынями, разметавшимися и скомканными в судорогах только что отошедшей жизни. В них нет ничего королевского – лишь оголенная, остывшая, обреченная на разложение плоть двух людей, каждый из которых умирает в одиночку. Даже в смерти Генрих и Екатерина совершенно различны. Грудь Генриха мучительно выгнута и голова запрокинута так, словно он сражен смертью внезапно. Екатерина же умирает в горячечном бреду. Но поворот ее головы к Генриху говорит о том, что и предсмертный ее бред – о нем [1146].
Жермен Пилон. Гробница Генриха II и Екатерины Медичи. Ок. 1566–1570
Жермен Пилон. Надгробие Генриха II и Екатерины Медичи. Ок. 1566–1570. Фрагмент
В 1572 году скончалась в возрасте пятидесяти четырех лет Валентина Бальбиани, жена Рене де Бирага, одного из крупнейших сановников королевства [1147]. Желая воздвигнуть ей памятник в семейной капелле в парижской церкви Святой Екатерины, де Бираг обратился к Жермену Пилону, подробно оговорив, каким он хочет видеть это надгробие. Скульптор обязывался изваять из мрамора фигуру, «полулежащую и опирающуюся на руку, одетую в платье из узорчатого велюра… перед ней собачку, тоже из мрамора, но как можно более натуральную», а также «лежащую мраморную анатомию» (то есть труп покойницы), «двух ангелов… держащих факелы пламенем вниз в знак закончившейся жизни», рельефное изображение «похоронных трофеев» и голов херувимов.
Судя по единственному сохранившемуся рисунку, на котором запечатлен первоначальный вид надгробия [1148], это было трехметровой высоты сооружение из белого мрамора и бронзы в обрамлениях из черного и цветного мраморов, пристроенное к стене капеллы. Идея здесь та же, что в гробнице Генриха II и Екатерины: внизу – царство смерти, но чем выше поднимаешь взор, тем крепче становится надежда на то, что умершая обретет за гробом вечную жизнь.
В 1783 году церковь Святой Екатерины разобрали, надгробие перенесли в иезуитскую церковь Святого Луки. Через десять лет революционеры разбили цоколь и всю верхнюю часть монумента, центром которого была многословная эпитафия, окруженная религиозной и светской эмблематикой. Но они не решились уничтожить изваяние
