земли были заброшены. Мелиорация обратилась массовой вырубкой лесов. Химизация привела к уничтожению флоры и фауны. Отток сельского населения, социологические сдвиги, отчуждение труда в деревне привели к массовому падежу скота в самые сытные сезоны оттого, что некому было кормить скот. В 1979 г. сельскохозяйственное производство в Нечерноземье выросло лишь на 2% по сравнению с исходным 1974 г. Эффективность капвложений упала, стоимость сельскохозяйственной продукции резко возросла. Примером может служить Тульская область. Урожаи там снизились, навоз исчез. Кислых почв стало на 75 тыс. га больше. Выяснилось также, что крестьяне совсем не хотят жить в новых населенных пунктах городского типа. И это не удивительно. В Тульской области, как и во многих других местах строили, например, пятиэтажные дома без канализации!
Во многих областях Нечерноземья сельскохозяйственное производство упало ниже уровня 1975 г. Псковская область уже три года не выполняет планы закупок сельскохозяйственной продукции. В Калининской области — 235 колхозов и совхозов не выполнили трехлетний план ни по одному виду продукции.
Более того массовая урбанизация сельского населения России не решила ключевую проблему индустриализации — нехватку трудовых ресурсов и не только не решила, а даже ее усугубила. Во-первых приток трудовых ресурсов из сельских районов России оказался недостаточным, а во-вторых, хаотичным и направленным не в те районы, где прежде всего нужны были трудовые ресурсы, ибо основные капиталовложения делались в местах с низкой плотностью населения. Более того коренное русское население Сибири, где шла основная стройка, стало массами покидать ее. Началась депопуляция целых областей таких, как Магаданская или Камчатская. Русское коренное население почти покинуло Якутию. Если раньше трудовые ресурсы в стране в основном регулировались государственными органами, то впоследствии миграции населения приняли хаотический характер. Если в 1951-1955 гг. оргнабор в стране охватывал примерно 2833 тыс. человек, то в 1966-1970 гг. всего 573 тыс. человек.
Вместо того, чтобы ехать на стройки Сибири, русское сельское население выбирало большие города центральной России или ее южные районы, а также направлялось в Прибалтику и Среднюю Азию, что совсем не предусматривалось планом.
Положение усугубляется еще и тем, что молодежь вообще выражает растущее нежелание работать в промышленности. Резко выразилась тенденция ухода в сферу обслуживания. Подавляющее большинство выпускников сельских средних школ намерено учиться, а не работать после окончания школы. Так уже в 1963 г. только 10% выпускников средних сельских школ Новосибирской области хотело работать после окончания школы, а в Ленинградской всего 3%.
Но в настоящее время трудовые ресурсы русского села вероятно можно считать почти исчерпанными.
В то же время мусульманские районы страны почти не дали трудовых ресурсов для индустриализации. Мусульманское население никогда не было в массе склонно к промышленному труду, предпочитая сельское хозяйство и сферу обслуживания.
Большие капиталовложения были сделаны и в районах с мусульманским населением, но оказалось, что рабочую силу для этих строек приходилось вербовать в России или на Украине. Так, например, строительство Нурэкской ГЭС в Таджикистане вербовало шоферов, экскаваторщиков, плотников, штукатуров в Красноярске, Перми, Новокузнецке, Усть-Илимске, Находке, на Украине и в Прибалтике (в двух последних районах видимо русских). На строительстве электрохимического комбината в той же республике было только 34% местных рабочих кадров, причем не указывалось, кто они по национальности. Часть из них также могла быть русскими или украинцами.
Молодежь Средней Азии, в основном, оседала в сельском хозяйстве и не только женщины, но и мужчины. Отток сельского населения из Средней Азии составил к 1978 г. не более 5%. Но и городское население Средней Азии, по существу, не оторвалось от деревни, ибо 40% горожан в этом регионе также занимается сельским хозяйством. В Узбекистане только 5% узбеков хотело бы переехать в город из деревни, а из них только 2% планирует это в течение ближайших двух лет. Примерно то же происходит в европейской Татарии, населенной мусульманами.
Есть группа американских демографов — Льюис, Роулэнд, Клем, полагающих, что нет причин, почему со временем экономические факторы не могут возобладать над общественными и культурными, и что в будущем советские мусульмане могут решить под их давлением мигрировать в Россию, как это, например, делают турки и алжирцы, мигрируя в Европу. Однако, большинство других демографов и специалистов в области СССР, как Маррей Фешбах, Джереми Азраэл, по справедливости, уверены в том, что шансы на эмиграцию мусульманского населения из Средней Азии в Россию нулевые. Само наличие у них больших семей — препятствие к этому, — замечает Азраэл. Указания Льюиса на то, что экономические факторы могут повлечь за собой такие миграции, не учитывают того, что существует сильный частный сектор, и что всегда можно прокормиться за его счет. Если же в России будут созданы особые стимулы для работы, то в первую очередь Среднюю Азию покинут европейцы. Уже сейчас этот регион начали покидать немцы, которых там проживает 1 млн человек. Там есть также плохо укорененные группы, как поляки (75 тыс.), крымские татары (250 тыс.), корейцы (170 тыс.). Среди русских же проживающих там, большое количество — это потомки ссыльных, которые при возникновении новой ситуации могут быстро покинуть Среднюю Азию.
Что же касается реальной возможности миграций в Средней Азии, то она возможна в двух направлениях: переселении мусульман в Южный Казахстан и миграции казахов в Северный Казахстан.
Итак, нехватка рабочей силы оказалась одним из существенных тормозов индустриализации. Уже в 1970 г. советский социолог Николай Лапин говорил, что проблемой проблем индустриализации является недостаток рабочей силы. В 1976 г. Брежнев заявил: «потребность в рабочей силе у нас будет расти как в производственной, так и в непроизводственной сфере. А между тем действие демографических факторов, связано с отдаленными последствиями войны, приведет в 80-х гг. к резкому сокращению притока трудоспособного населения».
Но дело сейчас не в отдаленных последствиях войны, а в прямых последствиях политики индустриализации и урбанизации. Возникает мощная положительная обратная связь между этими процессами и дальнейшим демографическим кризисом, преимущественно русского населения.
В самом деле дефицит трудовых ресурсов вынуждает власти отклонять один реальный источник возможного повышения рождаемости за счет сокращения использования женского труда. В принципе можно вложить средства, дабы получить быстрое повышение рождаемости путем повышения зарплаты мужчин и путем сильного экономического стимулирования рождаемости, однако, при этом существует грозная опасность того, что ряд отраслей промышленности, почти исключительно существующих благодаря женскому труду, остановятся. Власти также отказываются от введения запрета абортов (каждый год в СССР совершается 7,5 млн абортов), говоря, что запрет абортов увеличит рождаемость всего на один-два года, а потом даже снизит ее. Но Кон Десфос справедливо считает, что это лишь оправдание политики абортов,
