и подпольное общественное мнение Советского Союза, в целом, перед мировым общественным мнением. Тем не менее, согласно американским источникам или даже самоосознанию участников, движение занималось исключительно отслеживанием собственной деятельности внутри границ СССР или же зарубежной деятельностью (заключение правозащитников в исправительно-трудовые лагеря, принудительная высылка за рубеж и т. д.).
Конечно, Московская Хельсинкская группа может утверждать, что ей удалось добиться постоянного контроля над выполнением всех подписанных советскими деятелями соглашений («третья корзина» от 1975 года) в области «прав человека». Однако для проведения этой работы международная общественность могла направить собственных представителей, аккредитованных в Москве. Тем же, кто будет утверждать, что привлечение местного населения к подобной работе может способствовать развёртыванию крупной информационной кампании через СМИ, отвечу, что, как и пытался доказать, приводя многочисленные факты и цитируя различные точки зрения, сопротивление советской власти зародилось задолго до появления правозащитников на политической сцене. Тем не менее эти движения не были представлены на международном уровне, а вместо них выдвинулась группа, которой во времена брежневского правления стали заниматься в исключительном порядке западные страны.
Иначе выражаясь, мы имеем дело с движением непонятного генезиса. Чем объяснить всю ту помощь, то шефство, которые были предоставлены маленькой группе, почти не занимавшейся проблемами своих сограждан, хотя и включавшей в себя некоторые громкие имена — например, имя Андрея Сахарова?
Вместе с тем хотелось бы пояснить, что не ставится под вопрос искреннее участие в движении правозащиты его рядовых членов. Тем не менее нельзя согласиться с диссидентами, желавшими в те годы доказать всему миру, что Советский Союз и, в частности, Россия не обладали собственной инфраструктурой сопротивления и что подобная организация зародилась исключительно только с их появлением.
Уникальное стечение обстоятельств, связанное с зарождением диссидентского движения, заставило нас вспомнить теорию общего социологического метода, представленную и развитую Робертом К. Мертоном. Американский исследователь окрестил своё открытие «serendipity».
Явление «serendipity» означает «открытие, совершённое без преднамеренных действий» (такова дефиниция, данная в 1754 году автором термина британским писателем Хорасом Уолполом). Речь идёт о факте, который вроде бы легко объясним своей поверхностной логикой, но истинная природа, силы, вызвавшие его к жизни, заключены в абсолютно другом ряду понятий и нуждаются в глубоком исследовании для осознания всех причинно-следственных связей. На самом же деле теория, разработанная американским социологом, базируется на теореме французского основоположника социологического метода Эмиля Дюркгейма:
«Если социальные образы (продукт коллективного мышления) отражают тем или иным способом данную реальность, это вовсе не означает, что эта реальность на самом деле соответствует представлению о ней данного социума».
В том же, что касается разработанного понятия «serendipity», Р. К. Мертон уточняет: «Восприятие зиждется на доверии, а доверие основано на подтверждении уже заданных для данного общества стандартов» (Robert К. Merton «Elements de la theorie et de la methode sociologique», ed. Gerard Monfort, серия «Imago Mundi», стр. 51). To есть мы доверяем авторитетному мнению, не вдумываясь в суть явления, не анализируя, какой механизм на самом деле вызвал его к жизни.
Кажется, эта теорема вполне соответствует изучаемой нами переменной. Очевидно, что правозащитники не соответствуют критериям независимого движения. Значит, истинное объяснение кроется в другом. Так как все члены движения диссидентов являлись получателями определённых благ (они пользовались специальными фондами; им предоставлялось эфирное время радиостанций; они являлись объектами межгосударственных обменов; они выпускали книги по ту сторону Атлантики, осуществляли давление на советскую власть хотя бы по делу приговора И. Бродского и т. д.), а отнюдь не основной силой, распоряжающейся собственными финансовыми средствами, ввиду того, что они не пользовались поддержкой населения (за исключением крымских татар)… Очевидно, что объяснение данному явлению следует искать за рубежом.
Мы ещё раз подчёркиваем, что никто не ставит под сомнение тот факт, что какая-то группа молодых людей шестидесятников решила принять участие в манифестациях протеста и публично почитать стихи совместно со многими другими бунтарями хрущёвской оттепели. Как свидетельствует жизненный путь этих личностей, бывшие молодые люди, устроившиеся в дальнейшем на Западе, сначала даже и не собирались участвовать в политической жизни у себя на родине. Многие из них окончательно освободились от своей привязанности к родной земле (вовсе не слившись с населением приёмной страны, а проживая в русскоязычной миноритарной общине). Тем не менее те же люди определяли себя в своё время как «совесть родины», что, кстати, часто находится в противоречии с чувствами, выражаемыми ими по отношению к собственному народу.
Дадим последний, высший пример недоброжелательства диссидентов по отношению к победам и достижениям народов, проживающих на территории теперь уже (увы!) бывшего СССР.
Более трёх десятилетий назад в западных странах — сначала во Франции, а потом и в Великобритании, далее везде — вышла книга под названием «Ледокол», выпущенная перебежчиком из России, бывшим офицером ГРУ СССР, действующим под псевдонимом Виктор Суворов (изредка — Суваров), по своим настоящим имени и фамилии Владимир Резун.
Суворов/Резун родился в 1947 году. В 1978-м, находясь на работе в Женеве, перешёл на Запад и был приговорён к высшей мере наказания за государственную измену. В течение многих лет Суворов работал над трудом, посвящённым истории Второй мировой войны. Его книга содержит несколько разделов (или частей).
Некоторые лица полагают, что Суворов действовал не один, а при поддержке многочисленной группы экспертов. «Может быть, этот бывший офицер военной разведки и перебежчик и является талантливым писателем — судить об этом я не могу. Но, насколько мне известно, он не был истинным автором этого труда, составленного группой высококвалифицированных специалистов», — написал в своё время Серго Берия (цитата даётся в обратном переводе. Серго Берия в книге «Мой отец — Лаврентий Берия», изд. «Современник», Москва, 1994 г., стр. 227).
В своём «Ледоколе» Суворов занимается пересмотром истории Второй мировой войны. Используя разношёрстные аргументы, он оправдывает Гитлера, объявляя его невиновным и жертвой советской агрессии, замысленной И. В. Сталиным и предусмотренной на июль 1941 год. Пользуясь логикой эпохи Холодной войны, Резун утверждает, что Гитлер пытался сорвать сталинскую акцию, пожертвовав собственным рейхом. Кроме того, автор утверждает, что никаких агрессивных замыслов, направленных против русско-советских интересов, Гитлер не питал.
Не нужно уточнять, что ни один европейский генштаб или компетентный военный эксперт не поддержал логику Резу-на. Мы можем, например, сослаться на мнение известного французского генерала и теоретика Пьера Галлуа, который лично ответил мне отрицательно на вопрос поддерживает ли он позицию Резуна.
Не желая открывать дискуссию по поводу ошибочности умозаключений Суворова/Резуна (или работающей с ним таинственной группы экспертов), тем не менее пользуюсь случаем, чтобы напомнить, что задолго до войны Гитлер ясно выразил свою мысль о превращении
