Один человек позволял себе насмешки по отношению к Богу: почему, мол, Он дал огромному баньяну крошечные, как ягоды, плоды, а большую тяжелую тыкву повесил на хрупкую лиану! У Бога нет чувства пропорции, частенько говорил он.
Однажды днем, по пути в соседнюю деревню, он прилег отдохнуть в тени баньяна, и вскоре его сморил сон. Когда через час он проснулся, то увидел, что все его тело усыпано маленькими плодиками дерева. В тот же миг ему пришло в голову, что если бы у баньяна были плоды, пропорциональные его размерам, то даже один из них, упади он ему на голову с такой высоты, прибил бы его насмерть. Вместо этого баньян дает прибежище и прохладу всем – и людям, и животным. «Так вот почему Бог в мудрости Своей дал баньяну такие крошечные плоды!» – подумал он и, щедро поблагодарив Бога за Его совершенное чувство логики, продолжил свой путь.
119. Карма в ответе за все
Женщина, потерявшая мужа и оставшаяся с маленьким сыном на руках, решила переселиться в соседнюю деревню. Взяв сына на руки, она пустилась в путь. Он пролегал через небольшой лесок, и она села под деревом передохнуть, положив ребенка себе на колени, и ненадолго задремала.
Внезапно мальчик с криком проснулся и громко заплакал. Женщина встала и увидела кобру, уползавшую в свою нору в муравейнике. Змея укусила ее сына! Мальчик умер через несколько минут. Безутешная мать горько рыдала, оплакивая смерть единственного сына.
Случилось так, что этой дорогой шел грабитель; услышав рыдания, он подошел к женщине и спросил: «Что случилось, матушка?» Она ответила: «Мой единственный сын умер от укуса змеи». Вор решил разрыть муравейник и убить кобру. Женщина схватила его за руку и стала уговаривать: «Сын мой, прошу тебя, не убивай эту змею. Разве вернется к моему мальчику жизнь, если ты убьешь ее?»
Вор сказал: «Эта смертоносная кобра может укусить других, кто придет сюда. Уничтожить ядовитую тварь – мой долг». Женщина ответила: «Сынок! Судьба повелела, чтобы эта змея укусила моего мальчика. Его смерть – результат его собственной кармы[66]. Никто не может уйти от последствий кармы, совершенной в прошлых жизнях».
120. Что такое истинное бесстрашие?
Однажды к дому Чайтаньи подошел нищий странник – в лохмотьях, с всклокоченными волосами и давно не мытым телом. Он остановился на пороге комнаты и, закрыв глаза, погрузился в медитацию. Увидев его, Чайтанья встал и спросил: «Кто ты? Ты можешь войти внутрь». Заслышав эти мягкие и приветливые слова, нищий открыл глаза и жалобно ответил: «Свами, я не достоин того, чтобы войти в твою комнату. Я презренное существо из касты чандалов (неприкасаемых). Я не вправе осквернять твое святое жилище». Широко улыбаясь, Чайтанья подошел к нему ближе и сказал ласково: «Сын мой, никогда не говори, что ты жалок, ничтожен и достоин презрения. Кто грешен и кто свят на этой земле? Все святы, ибо Один Бог сияет в сердце каждого. Не стесняйся, заходи внутрь».
Поскольку тот все еще колебался, Чайтанья спросил его о цели визита. Нищий ответил: «Свами, я неустанно произношу Божье имя, но чувствую, что в звуке его нет чайтаньи (духовной силы), – так человек, находящийся в коме, вроде бы жив, но лишен сознания; мне кажется, я лишь механически повторяю имя Господа, но не ощущаю его божественной силы. Вот я и пришел к тебе в надежде, что если ты посвятишь меня в одно из Его имен, оно будет заряжено духовной энергией и, распевая его, я продвинусь в своей практике».
Чайтанья ответил: «Все имена Бога полны чайтаньи, или божественной силы. Божье имя всемогуще, оно излучает свет. Поэтому ты рассуждаешь неправильно, недооценивая мощь какого-то из Его имен. Но так и быть, чтобы порадовать тебя, я дам тебе мантропадешу (посвящение в мантру), как ты хочешь. Пожалуйста, войди в комнату».
Гость подчинился и нерешительно переступил порог, с униженным и робким видом, трясясь от страха и сомнения, и, скорчившись, уселся в уголке. Жалея его, Чайтанья мягко сказал: «Сын мой, чего ты так боишься? Свобода и бесстрашие даны человеку от рождения. Свобода – твое естество, почему же ты позволяешь страху завладеть собой? Ты должен понять, что духовная (атмическая) сила превыше всех мыслей, и изгнать свой страх».
Говоря это, Чайтанья подходил все ближе и ближе к неприкасаемому. Охваченный паникой, тот закричал: «Свами, умоляю тебя, не прикасайся ко мне! Если ты дотронешься до меня, мы оба будем виновны в нарушении традиционных устоев общества. Я боюсь еще и потому, что теперь зима, а если ты коснешься меня, тебе придется совершать омовение в холодной воде, и это может повредить твоему здоровью. Я чту тебя как своего гуру, а согласно писаниям, гуру – это Сам Бог, и я сильно согрешу, навредив тебе. Я пришел, чтобы внять твоему наставлению и принять от тебя помощь, а не для того, чтобы ты страдал из-за меня. За все грехи прошлых жизней я родился неприкасаемым. Я не хочу прибавлять к грузу своих грехов еще один, позволив тебе дотронуться до меня».
Выслушав все это, Чайтанья возразил: «Какой же ты наивный! Своей «неприкасаемостью» ты лишь выдаешь свое невежество, забывая о том, что Бог обитает в каждом существе. Бог не знает различий в кастах и религиях. Ведают ли о кастах пять природных стихий – земля, вода, огонь, воздух и небо? А ведь все они порождены Богом. Независимо от касты и веры, все имеют равные права на богатства природы, предлагаемые пятью элементами. Нет никакой нужды следовать кастовым и религиозным предрассудкам. Подойди же ко мне».
Но бродяга никак не мог преодолеть страх, ибо его взрастили в нем с раннего детства. Это показывает, что такие чувства, как страх, любовь, ненависть и т. д., прочно укореняются в человеке, если он растит их в себе длительное время, с детских лет. Чайтанья терпеливо продолжал: «Бог не наделяет человека чувством страха. Человек сам питает его своей слабостью, вызванной несовершенством его натуры. Тот, кто не сделал ничего дурного или неправильного, никогда ничего не боится и потому не нуждается в защите и покровительстве. Бесстрашие – отличительный знак божественности. Его можно обрести отречением и жертвенностью. Например, если ты владеешь каким-то богатством, это – источник страха. Но если ты откажешься от него, тебе не будет страшно даже на глухой дороге, где полно разбойников. Дорогой мой, пойми, что твоя природа – абсолютное бесстрашие всегда и всюду, – так следуй же своей природе».
И Чайтанья крепко обнял нищего. Но тот весь затрясся от смешанных чувств блаженства и страха, блаженства от объятий такого великого святого, как Чайтанья, и от страха перед навязчивой идеей, что Чайтанью осквернит это прикосновение. Он выкрикнул: «О Свами! Пусть только не загрязнят тебя мои грехи!» Весело рассмеявшись от этих слов, Чайтанья заверил его: «Какой же ты простак! Мы с тобой стали одним. Мы теперь неразделимы». С нежностью обняв беднягу за плечи, Чайтанья прошептал ему на ухо имя Господа. Оно проникло прямо в сердце нищего, и так преобразило его, что он воскликнул в экстазе: «Свами! Нет никого счастливее меня. Я теперь освящен, я стал святым и чистым. Я полностью избавился от чувства, что я – тело из пяти элементов! Твоей милостью и милостью Божьего имени, данного тобой, мне открылась моя истинная природа».
Жизнь становится священной, если имя Господа с огромной любовью хранится в сердце как сокровище. Если нет этой любви, все так называемые духовные практики будут напрасными. Все духовные дисциплины нужны только для того, чтобы очистить сердце. Когда сердце становится чистым, нет больше необходимости изучать писания или заниматься садханой. Доведя эти истины до сознания своего нового ученика, Чайтанья заставил его навсегда забыть страх. Нищий неприкасаемый стал святым, чтимым поныне, – Харидасой.
Мораль этой истории в том, что мы должны отказаться от всех различий, основанных на происхождении и жизненном статусе, и повторять или петь имена Божьи с пылкой любовью и преданностью. Сначала Имя смягчит сердце преданного; и только потом оно может смягчить сердце Бога и привлечь Его милость. Богу безразлично, сколько времени и какими способами вы занимались садханой. Богу нужна лишь искренняя, глубокая, идущая от чистого сердца любовь к Нему.
Во время своего триумфального шествия по Бхарате (Индии) под знаменем философии адвайты Ади Шанкарачарья встретил Шри Мандану Мизру и имел с ним дискуссию на тему о медха шакти (умственных способностях). Они сошлись на том, что самым компетентным судьей в этих дебатах будет Убхайя Бхарати: ее высокий дух, большая ученость, чистое сердце и полная беспристрастность позволяли ей решить, кто выйдет победителем.
Нужно сказать, что Убхайя Бхарати была женой Манданы Мизры. Этот выбор был уникален во многих отношениях. Очень примечательно, что Шанкарачарья охотно дал согласие на то, чтобы судьей дискуссии была жена его соперника. Признав полную непредвзятость Убхайи Бхарати, он выдержал великое испытание своей веры. Шанкарачарья знал, что различающая способность буддхи (разума) гораздо выше, чем мыслительные возможности медхи (ума, рассудка). Студентам нужно понять, какова мощь буддхи. Буддхи – это не просто интеллект, как обычно считается. Это разум, в котором рита (правота, божественная соразмерность) и сатья (истина) сочетаются с ашакти (рвением, усердием) и со штиратвам (целеустремленностью). Именно таким разумом была наделена Убхайя Бхарати. Буддхи включает также йогу и махат таттву (космический разум), которые оказывают на него очищающее действие. Буддхи, таким образом, это не только способность думать. Это не только сила, позволяющая размышлять и взвешивать, это не только дар различения. Кроме всего этого, буддхи обладает способностью к глубокому анализу и суждению. Убхайя Бхарати, наделенная именно таким буддхи, признала победу Шанкарачарьи. Ее решение было основано на сатье, истине, и рите, законе.
