в которых у студентов пытались вызвать большее стремление к развитию, чтобы улучшить их отметки. В обоих случаях эффект был реальным – но слабым. Корреляционная часть исследования показала, что образ мышления объясняет около 1 % различий в оценках. Попытка создать у студентов подвижный образ мышления, когда сравнивались экспериментальная группа, прошедшая тренинг по установкам на развитие, и контрольная без оного, дала результаты немногим лучше. Не будь от подвижного образа мышления вообще никакого эффекта, ожидалось бы стопроцентное совпадение между распределениями школьных оценок в этих двух группах (то есть распределения были бы идентичными). И хотя тренинг по установкам на развитие раздвинул распределения отметок, но лишь слегка: после него совпадение составило 96,8 % [517]. Это нельзя назвать большим влиянием.
Если распространить даже такое скромное преимущество на тысячи или миллионы студентов, то в совокупности можно принести приличную пользу [518]. Но не так Двек предпочла подать концепцию подвижного образа мышления, да и родители с учителями иначе не повалили бы покупать ее книгу. Вместо этого она преувеличила индивидуальные эффекты такого образа мышления, представив его почти откровением [519]. Риск подобного чрезмерного преувеличения в том, что учителя и политики начинают рассматривать такие идеи, как установки на развитие, как своего рода панацею для образования, хотя растрачиваемые на них время и ресурсы лучше было бы направить на решение клубка социальных, экономических и других проблем, из-за которых школьники не справляются с учебой. Реальность просто меркнет на фоне напыщенных заявлений в книге Двек, которые, кстати, противоречат интеллектуальной скромности, коей требует наука. Как мы видели в предыдущей главе, комплексные явления складываются из множества мелких эффектов – ученым положено это знать, они не должны продвигать идею, будто бы существует единственное “быстрое решение” для чего-либо столь сложного, как образование детей [520].
Будем к Двек милосердны: метаанализ провели больше чем через десять лет после выхода ее книги “Образ мышления” в 2006-м. Положим, тогда было неясно, чем эти результаты обернутся (впрочем, поэтому-то и важна только что упомянутая интеллектуальная скромность). У других ученых, переквалифицировавшихся в писателей, подобной отговорки нет. Психолог из Йельского университета Джон Барг был ведущим автором того исследования прайминга, когда мысли о пожилых заставляли людей идти медленнее, которое, как мы видели во второй главе, в 2012 году на большей выборке и в более строгих экспериментальных условиях воспроизвести не удалось [521]. А в 2017-м, спустя годы после провалившегося повтора и расцвета кризиса воспроизводимости в психологии в целом, Барг опубликовал бестселлер под названием “И глазом не моргнешь: неосознаваемые причины, по которым мы делаем то, что делаем” [522]. В книге обосновываются сильные подсознательные воздействия на поведение человека, однако автор не только не упоминает ни одну из больших проблем с воспроизводимостью в этой области, но еще и беспечно продолжает цитировать социально-психологические исследования – часто с крошечными выборками и спорными результатами, – чтобы сделать эффектные утверждения о человеческом поведении [523].
Во введении, например, Барг пишет, что неосознаваемые воздействия “могут даже повлиять на вашу будущую работу и зарплату, о которой вы сумеете договориться, – все зависит от того, какой напиток держит в руке ваш потенциальный работодатель или на каком стуле он сидит” [524]. Утверждение о стуле основывается на исследовании с пятьюдесятью четырьмя участниками, которое показало, что определенные типы людей склонны были занимать более расистскую позицию, когда сидели в офисном кресле Барга, что, судя по всему, “настраивало” их на ощущение собственной могущественности, по сравнению с ситуацией, когда они сидели в меньшем кресле по другую сторону стола [525]. Утверждение о напитке – а именно: после того как люди подержали в руках горячий напиток, они оценивали других как более приятных личностей, словно “согревшись” по отношению к ним, – родилось из исследования с участием сорока одного человека, которое не воспроизвелось на гораздо более крупных выборках [526]. Впрочем, даже если оставить за скобками вопросы воспроизводимости, заметьте, что ни одно из этих исследований никак не связано с “потенциальными работодателями”. Барг беззаботно перенес выводы из контекста своей небольшой работы на студентах в условия, где эти выводы просто не проверялись, – классический случай, когда на основании ограниченных данных делаются неправомерные утверждения.
Книги, о которых мы говорили до сих пор, иллюстрируют, как авторы раздувают хилую доказательную базу [527]. Но вот пример суперпопулярной книги, чьи утверждения были раскритикованы как вопиюще неверное толкование научных данных. В 2017 году специалист по нейронауке Мэттью Уолкер, профессор Калифорнийского университета в Беркли, опубликовал книгу “Зачем мы спим”, где рассказывается, что все мы должны спать по восемь часов в сутки, иначе будем страдать от ужасных последствий для здоровья (и не только) [528]. Как и другие обсуждавшиеся нами книги, она стала мировым бестселлером. Уолкер также с успехом выступил на конференции TED: его речь под названием “Сон – это ваша суперсила” собрала с десяток миллионов просмотров [529]. Ричард Смит, бывший редактор журнала The BMJ, назвал книгу “Зачем мы спим” “одной из тех редких книг, что меняют ваш взгляд на мир и должны преобразить общество и медицину” [530].
Заявления Уолкера – какие угодно, но только не усыпляющие. Уже в первой главе он пишет: “чем меньше вы спите, тем короче ваша жизнь” и “регулярный ночной сон продолжительностью менее шести или семи часов разрушает вашу иммунную систему, больше чем вдвое увеличивая риск заболевания раком” [531] [532]. Оба утверждения противоречат имеющимся данным. Писатель и исследователь Алексей Гузей в своей статье 2019 года попытался отследить источники многих утверждений Уолкера [533]. Во-первых, он обнаружил, что исследования на самом деле демонстрируют U-образную зависимость между продолжительностью сна и риском смертности: люди, которые каждую ночь спят дольше восьми часов, живут меньше, как и те, кто спит по пять часов или менее [534]. Во-вторых, с имеющимися данными не согласуется утверждение, что более короткий сон повышает риск заболеть раком из-за “разрушения” иммунной системы (кстати, это пример ошибочного вытягивания причинно-следственной связи из корреляционных данных): увеличение риска заболеть раком у тех, кто меньше спит, от силы слабое, а скорее всего, вообще нулевое [535]. Гузей также подверг критике целый ряд других утверждений, сделанных в книге, и заметил, что в одном случае Уолкер показал только кусок графика зависимости между сном и риском травм – опустив неудобную часть, демонстрирующую, что люди, спящие ночью по пять часов, реже получают травмы, чем те, кто спит по шесть [536].
Понятное дело, это вовсе не означает, что сон
