один за другим, «юнкерсы» валились на крыло и пикировали на конвой. Вой пикировщиков и свист падающих бомб заглушали гулкие удары по подводной части суда, лязг осколков по надстройкам, шум падающей на палубу грязной воды от близких разрывов. Неожиданно с мостика «Сауле» увидели, как на корме «Сигулды» встал столб огня и черного дыма, и она, оседая кормой в воду, повернула к берегу, чтобы выброситься на мель...
Налет кончился, и одинокий «Сауле» пришел на рейд Таллинна, надеясь на передышку. Щетинина приказала отдать якорь, потравив канаты с расчетом немедленной съемки при первой же угрозе налета. Время приближалось к полудню. С камбуза доложили, что обед готов, и команда получила разрешение обедать. Сбросив свой китель на крыло мостика и оставив за себя старшего помощника, Щетинина также спустилась вниз пообедать. Но не успела она сесть за стол, как услышала пронзительный вой сирен и грохот зенитных орудий. Щетинина выскочила из-за стола, но в этот момент раздался грохот взрыва, звон разбитого стекла и треск ломающегося дерева. Ее сбило с ног и отбросило к переборке левого борта. Фарфоровая супница, так некстати слетев с обеденного стола, разорвалась подобно бомбе, обдав лежащих на полу людей наваристыми флотскими щами.
Вскочив на ноги, полуоглушенная Щетинина выскочила на палубу, инстинктивно взглянув в небо. Высоко, выше облаков, шли отбомбившиеся немецкие самолеты. Из пробитых осколками паровых труб корабля с шумом вырывался пар, вода хлестала из поврежденных труб пожарной магистрали, скапливаясь на палубе. Щетинина не могла какое-то мгновение понять, почему вода имеет какой-то зловещий красноватый оттенок. И вдруг поняла: это кровь! Чья?
Пулей взлетела по трапу на мостик. Секундное облегчение — вся вахта на месте, но правое крыло мостика как будто срезано бритвой. Так же стремительно Щетинина бросилась обратно на палубу. Там собирают раненых. С ужасом и жалостью Щетинина обводит безумными глазами шестерых тяжелораненых своей команды. Пожилой повар Кузьмин зажимает руками живот. Из-под пальцев, стекая по ногам, льется кровь. Он что-то силится говорить, вроде бы извиняется за загубленный обед. Щетинина машет рукой: какой там обед! Мальчишка — дневальный, зовут его Петя, а фамилию Щетинина никак не может вспомнить, зажал руками шею над ухом. Руки отнимают, мальчик кричит: за ухом на шее рваная рана, в которой видны страшные и странно толстые артерии. Щетинина закрывает глаза. Она многое видела в своей жизни, но такого не видела и не предполагала, что увидит.
Подошедший в этот момент старпом Брызгин доложил, что в машине осколками, пробившими обшивку борта, убиты вахтенные — машинист Киршнерс и кочегар Герасимов. Как ни странно, но это сообщение приводит находящуюся на грани истерики Щетинину в себя. Она приказывает боцману Ашихину спустить шлюпку и отправить на берег раненых, напоминает старпому, что надо оформить убитых и раненых актом, и поднимается на мостик, где отдает распоряжение осмотреть судно и доложить о повреждениях.
Беглый осмотр показал, что на «Сауле» снесено правое крыло мостика, разбит главный компас, выведена из строя рулевая машина, расположенная на мостике, палубой ниже разрушены передняя и правая переборки надстройки, повреждены трубопроводы, в машине — некоторые вспомогательные механизмы, пробит тёплый ящик. Из команды: двое убиты, шестеро ранены, один сильно контужен.
Пока Щетинина разбиралась и оценивала ущерб, нанесенный ее судну разорвавшейся у борта авиабомбой, к борту «Сауле» приблизился не замеченный в суматохе с вахты военный катер, и усиленный мегафоном голос заставил Щетинину вздрогнуть: «На «Сауле»! Что случилось с вашим капитаном? Тело нашли?» Щетинина оцепенела, затем взяв у вахтенного рупор, спокойно ответила: «Я — капитан Щетинина! Что вы хотите узнать?» На катере наступило молчание, он подошел вплотную к борту и оттуда подали на палубу упавший за борт ее мокрый китель, который Щетинина бросила перед налетом на крыло мостика, спускаясь в кают-компанию. «Мы думали, что вы утонули!» — крикнул с катера командовавший им лейтенант, помахав на прощание рукой.
«Сауле» был отбуксирован в бухту Сууркюляй и посажен на мель. Щетининой приказали, по возможности, отремонтировать судно своими силами и привести его в состояние, обеспечивающее переход в Кронштадт. В противном случае его придется взорвать. На вопрос, сколько имеется времени на производство ремонта, офицер из штаба флота только пожал плечами: «Вам сообщат, когда нужно будет выходить...»
Уже шестые сутки на «Сауле» шли ремонтные работы, которыми руководил семидесятилетний старший механик Ян Эйве. Он и пароход были ровесниками. Он пытался сделать все, что мог, отдавая команды и ругаясь на языке, представляющем собой невероятную смесь русских, латышских и английских слов. Главное было привести в порядок машину и хоть как-то обеспечить герметичность престарелого парохода, над которым несколько раз в день проплывали эскадрильи вражеских бомбардировщиков, высокомерно не обращая внимания на сидящую на мели развалину, направляясь к главной своей цели: скоплению военных кораблей на таллиннском рейде.
Проводив самолеты взглядом, Щетинина со вздохом опустила бинокль. Не так ей представлялась война по песням и бесконечным политинформациям.
Лейтенант Александровский видел их совершенно отчетливо. Девять «юнкерсов», идя по огромной дуге, перестраиваясь по тройкам, шли на крейсер, прорываясь сквозь огонь зенитных средств берега. Стоя на маленьком вращающемся сидении и высунув голову из возвышающегося над правым бортом «Кирова» броневого колпака управления зенитным огнем, Александровский хриплым голосом выкрикивал целеуказания. Крейсер шел, увеличивая ход, навстречу атакующим пикировщикам.
Верный буксир «С-105» старался не отставать, однако дымил так, что почти наполовину уменьшал видимость. Ощетинившись орудиями, мористее крейсера шли лидер «Ленинград» и эсминец «Свирепый» — дробным громом, ударившим по ушам, загрохотала их артиллерия, и почти в тот же момент ударили зенитки «Кирова». Перед самолетами выросла стена черных взрывов, щупальца красно-зеленых пулеметных трасс рванулись навстречу вражеским машинам. Но ничто не могла остановить их. Еще мгновение, и огромные столбы воды встали с обоих бортов «Кирова». Корабль подбросило и повалило на борт. Александровскому показалось, что корабль идет в каком-то туннеле между двумя сплошными стенами воды, и что когда эти водяные стены обрушатся, от крейсера останутся одни обломки. Бомбы были сброшены очень точно: все они взорвались в 10-12 метрах от бортов «Кирова». Осколки ударили по палубе, кося расчеты зенитных орудий. По палубе побежали санитары с носилками. Гулкие гидравлические удары мяли и корежили подводную часть крейсера. Визжала, стонала и кричала насилуемая сталь. Как горная лавина, обрушились, наконец, водяные стены на корабль, и казалось уже, что все кончено. Палуба и зенитные установки скрылись под водой. Все создавало иллюзию того, что «Киров» тонет. Но вода схлынула, водопадами уходя за борт,
