В нынешней новой Рязани в музее мне показали эту находку. Массивное, холодящее руку старинное серебро с тонким, отменного вкуса узором! Кто-то из древних спешно зарыл драгоценности в мерзлую землю, когда гудел вечевой колокол, когда Рязань, возможно, уже горела и враг врывался в проломы ее защитной стены.
Однако клад кладом – он ценность яркая, впечатляющая! – но при раскопках очень важны и невзрачные с виду находки, например, застежки от книжных окладов, металлическое писало, писали которым по бересте. Это свидетельство: в Рязани были не только умелые кузнецы, гончары, искусные резчики, ювелиры, но были и просто грамотные люди, умевшие писать и читать.
Важны и совсем незаметные для стороннего глаза находки: миллиметровая жилка древесного тлена – след подполья в жилище, остаток печи, пепел дерева и соломы, кости рыб и животных. Сопоставление находок, их топография дают богатую пищу для размышлений, для реконструкции облика города, для представленья о том, что промышляли, с кем и чем торговли, на что охотились, кому молились, как радовались и веселились наши далекие предки.
Рязанское городище сейчас признается первостатейным археологическим памятником нашей страны. Все в целом оно представляет для историков подлинный клад, почти такой же, как рухнувшая под пеплом вулкана Помпея.
* * *
Владислав Петрович намерен написать популярную книгу, «оживляющую» Рязань. И по рассказу его можно представить себе этот город.
Выбор точки для города был безупречным. Соображения стратегического порядка не потеснили заботу о красоте места. С окской кручи открываются живописные дали Мещеры, с лугами, болотцами, кустарником и деревьями. И рядом Ока. Крутые обрывы оставляют возле воды полоску земли для пристани, а выше – величественные валы. Юный Виссарион Белинский, посетивший Рязанское городище в 1820 году, написал: «Эти места достойны, чтобы на них стоял столичный город».
Находки на месте спаленного города – кресты из золота, украшения. Клад был закопан в землю в роковой для Рязани день.
Со стороны хозяйственной у древней столицы тоже были все преимущества. Перед лицом – большая, богатая рыбой вода, за спиной – черноземное поле. Луга и лес рядом. Обилие зверя, бортные угодья. Но главное – город стоял на великом водном пути. Ока и Волга с притоками и короткие сухопутные волоки связывали Рязань почти со всеми городами Руси, с караванными путями, идущими в Среднюю Азию, Персию, на Кавказ. (В раскопках находят хорезмийские бусы из сердолика и хрусталя, иранскую бирюзу, крымские амфоры, янтарь из Прибалтики, печати из Византии). Из Рязани в дальние страны увозили меха, мед и воск. А на внутренний рынок Рязанского княжества местные мастера поставляли все – от ножа и сапог до тончайшей работы ювелирных изделий.
Уже многие годы ведет раскопки в старой Рязани Владислав Петрович Даркевич.
С Оки и с юга, с хлебных равнин далеко было видно три каменных храма. Остальной город был сплошь деревянным: дома, сараи, церквушки – все рубилось из бревен и крылось щепою и тесом. Естественно, город боялся огня. Но в вечевой колокол били не только когда случались пожары. Молодое Рязанское княжество было на Руси пограничным со степью. Беспокойные кочевые соседи, набегавшие с Дикого Поля, в первую очередь поживиться стремились в Рязани. Земледельцы, кузнецы, плотники, ювелиры и рыбаки обязаны были искусно владеть и мечом. Ощущение постоянной опасности, постоянные стычки со степняками (да и с соседями-единоверцами тоже!) воспитали тут, на Оке, особый «рязанский характер» – людей предприимчивых, небоязливых, готовых с кем угодно сцепиться («за князем – в огонь и в воду!»), людей с «буею речью», упрямых и непокорных. Словом, то были люди беспокойного пограничья, у которых вечевой колокол вызвал не страх, а приливы энергии.
Жило в столице людей, по нынешним представленьям, немного – тысяч семь-восемь. Но и вся-то земля в те годы была редко населена. Нынешний семимиллионный Лондон имел населения тридцать тысяч. И Париж столько же. А Москва была еще городком, для которого Рязань с ее соборами и ремеслами была тем же примерно, чем является нынешняя Москва для нынешней Рязани.
Город на Оке расширялся и рос, богател, процветал. Летом 1237 года город еще не чуял беды. На пристани теснились ладьи и лодки купцов, курился дымок над домами ремесленников. С дальних речек княжества, с Усманки и Воронежа, доставлен был урожай меда и бобровые шкурки. Но беда была уже близко. Осенью сторожевые отряды с тех же далеких речек принесли весть: из Заволжья с востока идет неведомый враг.
* * *
В музее современной Рязани есть впечатляющий уголок – панорама штурма Старой Рязани Батыем. Редкий по силе воздействия экспонат! Сначала видишь плоское полотно с огромным – черным по белому – рисунком древнего города и слышишь спокойный, повествующий голос. Потом – набат, полотно подымается, и ты свидетель того, что случилось 21 декабря 1237 года.
Город в огне. (Горшками с горючей смесью из катапульт и стрелами с огненной паклей поджечь деревянную крепость было нетрудно.) Со стены летят еще бревна, льется смола, кипяток, еще слышен набат, но в проломы над валом уже устремились разъяренные люди с кривыми мечами. Это пятый день штурма. В этот день Рязань перестала существовать. Мужчины-защитники все полегли. Детей, стариков, женщин косоглазые воины рассекали мечами, в иных, как в мишень, забавляясь, пускали стрелы. «А храмы божия разориша, и во святых олтарех много крови пролияше. И не оста во граде ни един живых: вси равно умроша и едину чашу смерту пиша…»
У врагов, доселе неведомых, город пощады не попросил. Защищался до последней минуты и рухнул героем. Город остался лежать в головешках и пепле. Все, чем он был богат, столетия спустя стало «культурным слоем» для археологов, полигоном для изучения жизни, от которой нас отделяет семь с половиной веков.
Рязань была первой жертвой на пути полчищ Батыя, первой страницей в многолетней драме Руси. С рязанского пепелища Батый пошел на Коломну, Москву, на Суздаль, Владимир… Всюду был один ультиматум: покориться и отдавать десятину во всем: «в людях, и в князях, и в конях, во всем – десятая». И поскольку ни один русский город ультиматум не принял и ни один город на милость победителя не сдался, вслед за Рязанью головешки и пепел остались от всех городов.
Смерч нашествия, как стрела на излете, иссяк у границ Западной Европы. Просторы русской земли и ожесточенное сопротивление (по несчастью, разрозненное!) истощило силу Орды, и к «Последнему морю» она не дошла. Однако дыханием ее на Европу все же повеяло. «Это было событие, искры которого разлетались и зло которого простерлось на весь мир», – писал в XIII веке арабский историк Ибн-ар-Асир. Для русской земли, однако, это был сам пожар, разрушительный, беспощадный, с последствиями долгими и тяжелыми.
Рязань первой испила эту чашу несчастья. Было это очень давно. Еще не была открыта Америка (и даже Колумб в не страдавшей от ига Европе еще не родился!), люди не знали еще, что Земля – это шар (Магеллан еще не родился!), и не знали, что этот шар вертится вокруг солнца, – еще не родился Коперник. Но это было, в сущности, все же не очень давно: каждый дождик вымывает на месте Старой Рязани следы ее жизни. И тетя Шура (Александра Яковлевна Курганова) каждую весну и каждую осень находит на своем огороде кресты и бусы далеких сородичей. «Если их потереть о тряпицу – блестят, как новые…»
Историки полагают, что Рязань пыталась подняться на ноги, но не смогла. Немудрено. На этот крайний город Руси приходился с юго-востока удар за ударом. Столицей Рязанского княжества сделался городок Переяславль (перенявший имя Рязани), городок, более защищенный лесами от набегов кочевников. А от Старой Рязани остались только валы с полынью и драгоценный для историков «культурный слой» почвы, отмеченный первым годом и первым шагом нашествия.
С той драматической зимней недели до Куликовской битвы было сто сорок три лета.
Фото В. Пескова и из архива автора. 5 сентября 1980 г.
В прошлом году туристы, ночевавшие где-то в устье Лопасни, у межи капустного поля нашли наконечник копья. Поиграв находкой возле костра, ребята передали ее в заповедник, расположенный по соседству. Хранитель музея на заповедной усадьбе – мой давний друг Сергей Кулинин позвонил, заметно взволнованный: «Приезжай поглядеть. Чует сердце, находка ценнейшая».
Вещи – свидетели давних событий необычайно волнуют. Изъеденный ржавчиной наконечник копья был еще крепок. Надев на древко, им и сегодня еще можно оборониться. Устье Лопасни… В устье Лопасни 26 августа 1380 года через Оку на встречу с Мамаем переправилось войско московского князя Дмитрия. Сто пятьдесят тысяч воинов – конные, пешие, с подводами, груженными оружием, провиантом и саперными средствами, переправились бродами и на лодках. В сумятице переправы копье, наверно, и потерялось. И пролежало в земле 600 лет! Напильником Сергей Дмитриевич чуть коснулся копья, и под ржавчиной синевою блеснула здоровая сталь, откованная и наточенная для поля брани, для Куликова поля.
