Поле… В нынешнем языке это сельскохозяйственные угодья, место, где что-то посеяно и посажено. В широком смысле поле – это равнина без леса. Не так уж давно равнины европейской части нашей страны распаханы не были. Это была целина, дикая степь, Дикое поле. Было время, Поле начиналось ниже Киева по Днепру, за Тулой, шло от Окского правого берега к Дону и дальше за Дон. Вспомним буровато-желтый пейзаж полотна Васнецова «Богатыри». Это Дикое поле.
В лесном крае земля небогатая. Степь же веками копила тлен травы и животных, превращая их в чернозем. Отчего же русские хлебопашцы не селились на черноземе, а корчевали и выжигали леса, обретая небольшие куртинки под пашню? Неужто не понимали преимущества чернозема? Вполне понимали и пахали землю на границе леса и поля. Но жизнь на этой границе была несносно тяжелой – кочевые народы постоянно грабили поселенца, постоянно держали его в напряжении, заставляя «одной рукой держаться за соху, другою – за меч».
Слияние Дона с Непрядвой. Тут было историческое сражение – Куликовская битва.
На княжеском съезде в 1103 году Владимир Мономах жаловался великому князю Святополку Изяславичу: «Весною выйдет смерд в поле пахать на лошади и приедет половчин, ударит смерда стрелою и возьмет его лошадь, потом приедет в село, заберет его жену, детей и все имущество, да и гумно его зажжет».
Так было веками. Оседлого хлебопашца беспокойный и хищный сосед разорял, истощал, заставлял искать в конце концов место для жизни в лесах. Вот почему тощий суглинок был предпочтен чернозему.
Пятисотлетие Куликовской битвы отмечалось в 1880 году.
Вплоть до «времен Очакова и покорения Крыма» Русь вела с Полем постоянные истощавшие ее войны. Уже хорошо укрепившись, имея авторитет сильного государства на Западе, Москва платила стыдную дань крымскому хану – «абы поганые не тревожили». А тревожили «поганые» непрерывно.
Нужна была постоянная служба защиты на огромных пространствах. В лесах за Тулой делались засеки, на открытых местах возводились валы с частоколом, строились городки-крепости, конным дозорам, выдвинутым за эту черту, наказывалось: «Глядеть в оба. Два раза кашу на одном месте не варить. Там, где обедал – не ужинать, где ужинал – не ночевать!»
И все-таки Дикое поле прорывалось на север. В такие дни по степи зажигались костры «с большими дымами» – татары!!! А когда эта весть эстафетой достигала лесных районов, тревога передавалась уже не дымами, а колокольным звоном. Весть достигала Москвы. Снаряжалось встречное войско. Но грабитель, поживившись, уже исчезал…
Кто же тревожил Русь с юга и юго-востока? Поначалу это были хазары, народ, по дошедшим свидетельствам, не свирепый и, в общем, терпимый. Русь наказывала хазар за набеги. Но, предпочитая жить в мире, соглашалась платить не тяжкую дань – «по белице с дыму».
Печенеги, пришедшие из глубин Поля, были непримиримей и беспокойней хазар, «белицей с дыму» мир покупать было уже невозможно. Земля нуждалась в защите.
В открытых больших столкновениях кочевые разбойники терпели от русских дружин пораженья. Князь Ярослав Мудрый победой 1036 года, казалось, положил конец нашествиям печенегов. Они исчезли. Но из марева степных далей вскоре появилась напасть еще более неотступная. Половцы! Дошедшие к нам сказания и былины тех давних времен полны ярких красок непрестанной борьбы с половцами. (Это было кочевое племя куманов. Половцами, как можно предположить, их называли по местам обитания – полю.) Половцы постоянно тревожили Русь – «умели подкрадываться к самому Киеву». Именно половцы заставили русского пахаря пятиться в лес – «нивы забрасывались, зарастали травою и мелколесьем; где имелись стада, там водворялись звери».
Храмы помнят подвиг воинов.
Но Дикое поле готовило для Руси и более страшное испытание. Разбоем промышлявшие половцы не покушались и не могли покуситься на самостоятельность русской земли. Новая сила, пришедшая из глубин степи, на два столетия поставила Русь в унизительную и разорительную зависимость.
* * *
На землю Восточной Европы эта сила обрушилась подобно неведомым марсианам в человеческом облике – «народ неведомый», «наказание божье». Между тем в этой военной орде все было вполне земное. «Саранчой», берущей все лишь числом и жестокостью, она показалась только вначале. Скоро в кочевниках разглядели высокую степень воинской выучки, дисциплину, организованность. Наполеон, изучавший их опыт, вынес такое суждение: «Это было глубоко продуманное наступление армии, в которой военная организация была значительно выше, чем в войсках ее противников».
И ко всему прочему это были еще и кровные дети Дикого поля – выносливые, неприхотливые, готовые месяцами ночевать у костров, питаться кониной и двигаться, двигаться. О войске татаро-монголов, их вооружении, организации, тактике написано много книг и статей. Возьмем из них любопытные для многих из нас подробности, помогающие понять, с какой силой столкнулась Русь и что помогало степному войску одерживать стремительные победы.
Лошадь была главным двигателем степной армады. Низкорослые мохнатые лошаденки не требовали фуража – подножный корм! Даже зимой из-под глубокого снега! (Для вторжения на Русь войско дождалось зимы, когда замерзнут болота и речки и когда снегом будут засыпаны рвы в крепостях.) Лошадь не только несла всадника, она его и питала. «Отбивные» из сырого конского мяса, возимого под седлом, были основной пищей войска. Каждый воин имел в запасе пять лошадей и мог в любой момент пересесть на свежую.
Вооружение… Основой были кривая сабля и лук. Но были еще: копье, аркан и топор. Доселе неведомый русским кочевник владел оружием превосходно. Он стрелял на скаку в сторону и назад, обернувшись; спускал тетиву лука правой и левой рукой. В минуту он посылал десять – пятнадцать стрел. И попадал – «тела убитых напоминали ежей, все тело было утыкано стрелами».
Сам воин заслонялся щитом из кожи и латами тоже чаще всего кожаными, причем только спереди – «спину противнику кажут трусы». В снаряжении, кроме оружия, всадник имел еще огниво, ножик, иголки и нитки, ситечко для очистки мутной воды – остальное добывалось в пути, отнималось у побежденных.
Наконечник русского копья.
Были в войске для взятия городов катапульты, метавшие камни и кувшины с горючими смесями, тараны для разбивания стен. Умели кочевники делать подкопы под крепость, запрудами «учинять наводненья».
Тактика боя, проверенная и отлаженная, приспособлена была у кочевников к схваткам в поле, на равнинах и просторах, где конница могла «мельницей» кружиться вблизи противника, поражая лошадей и людей непрерывной стрельбой на скаку. Когда летописцы говорят: «Стрелы затмили солнце», они говорят почти языком репортеров.
Организация войска была простой и четкой: низшая единица – десяток, потом – сотня, тысяча, тимен («тьма») – десять тысяч. Соответственно командиры: десятник, сотник, тысяцкий, темник. В низших ячейках организации войско связано было кровным родством. И всех вместе в едином боевом кулаке держали жестокая дисциплина и круговая порука – за трусость и отступление в бою одного карались смертью все остальные в десятке.
Стойкости, мужества, фанатизма этому войску было не занимать. Но жизненная философия людей, его составляющих, была разбойничья: «Счастливее всех на земле тот, кто гонит разбитых им неприятелей, грабит их добро, любуется слезами людей, им близких, и целует их жен и дочерей» (хан Чингиз).
Церковь со шлемовидными куполами на башнях – будто богатыри на страже…
Такую вот силу обрушило Поле на Русь в год Обезьяны по восточному календарю, «в лето 6745 от сотворения мира», в 1237 году по нынешнему счету времени. Предводителю этой силы Батыю (внуку хана Чингиза) было двадцать девять лет.
* * *
Дмитрию (еще не Донскому, просто князю Московскому) тоже исполнилось двадцать девять, когда пробил час Куликова поля, час, когда Русь разогнулась и посмотрела в лицо врагов.
Сто сорок лет ига многому научили русских людей. Среди горького опыта было и знанье повадок врага, его силы и слабостей. Мамай, хотевший повторения дела Батыя, и войско Мамая для воинов Дмитрия уже не были неизвестными «марсианами». Русь не запиралась теперь в крепостях и церквах, Русь сама вышла в Поле, навстречу врагу с огромной решимостью победить.
600 лет отделяют нас от дня в сентябре, когда в считанные часы и на малом пространстве решалось многое в нашей судьбе. Шесть веков – ничтожно малое время, если глянуть на мир глазами геолога, астронома. И огромное время! – если учитывать перемены в судьбе народов, человеческие открытия, а также и то, что стрела даже из очень тугого, тяжелого лука, летевшая метров на триста, обернулась теперь снарядом, способным обогнуть Землю, даже покинуть ее пределы. И не горящая на стреле пакля, не горшки с нефтью из катапульты грозят теперь падать на города… Кое-что переменилось в природе самого человека, но идея Чингиза «овладеть миром» оказалась живучей. Вот почему образ Поля за Доном нас так волнует, вот почему мы много читаем в этом году о далеких седых временах и совершаем паломничества на клочок земли, священной для нашей памяти.
