«Эх, братец, как не повезло!», – печально вздохнул внутренний голос. – «Какие-то странные дикари тебе достались, очень, уж, упорные и настойчивые. Да, близко подобралась смерть к нам с тобой, практически вплотную…».
Со стороны океана загремел – длинными и многоярусными переливами – неожиданный гром.
– Небо сегодня голубое и безоблачное. Откуда же тогда – гроза? – сам у себя спросил Егор. – Так это же «Артур», наконец-таки, подошёл к берегу! Вовремя, право, вовремя…
Шлюпка, в которой размещались, не считая гребцов, Егор, Ванька Ухов, Гертруда и Томас Лаудрупы, подплывала к «Артуру». Вон и Санькино лицо, улыбающееся, приветливое, но страшно бледное и усталое, свешивается из-за борта…
– Тётя Саня, ура! – звонко закричал Томас. – А как там мой папка себя чувствует?
– Хорошо, – не очень-то и уверенно ответила Санька.
По штормтрапу – один за другим – они поднялись на палубу фрегата. Женщины тут же принялись жарко обниматься и самозабвенно рыдать друг у друга на плече, обмениваясь короткими, но эмоциональными фразами.
– Дорогая, так что у нас с Людвигом? – потеряв терпение, громко спросил Егор.
– Хорошо всё! Тётя Саня уже, ведь, сказала! – возмутился Томас Лаудруп. – Зачем одно и то же спрашивать по второму разу?
Сашенция неожиданно отстранилась от Гертруды, присела на корточки, опираясь спиной о доски борта, и, закрыв ладонями лицо, громко, совершенно по-бабьи зарыдала…
– Что? Что случилось? – Егор присел рядом с женой, бережно обнимая её за плечи. – Ну, говори же! Людвиг жив?
– Жив! – выдохнула Санька, отнимая ладони от заплаканного лица. – Только… Только мне пришлось ему левую руку отпилить – по самый плечевой сустав… А вас никого рядом не было. Матросы Лаудрупа крепко привязали к койке, вставили – между его верхней и нижней челюстями – толстую деревянную палку, и ушли… А я – пилить начала… Он на меня смотрит, грызёт палку и плачет от боли, а я – пилю… Страшно-то как, Саша! Если бы ты знал! – снова зарыдала – громко и отчаянно…
Глава двадцать вторая
Поединок
Дальнейшее плавание протекало относительно спокойно, то есть, без особых происшествий и приключений. Конечно же, иногда сильно штормило, а время от времени на океанских просторах устанавливался полный штиль. Но – для настоящих, крепко просоленных морских волков – это сущие мелочи, недостойные серьёзного внимания…
От островов Новой Зеландии «Александр» и «Орёл» взяли курс на север, делая длинные переходы и продолжительные остановки – для производства мелкого корабельного ремонта и пополнения запасов продовольствия и питьевой воды.
Два раза они бросали якоря в безымянных бухтах малонаселённых полинезийских островов. Местные туземцы, видящие бледнолицых людей в первый раз (а, может, просто по причине своей малочисленности), были бесконечно приветливы и дружелюбны.
Белоснежные пляжи, голубые мелководные лагуны, окружённые высокими пальмами, разноцветные кораллы, медлительные крабы, яркие и шустрые рыбёшки… Дети с восторгом плескались в тёплой и ласковой воде, не вылезая на берег до самого вечера. А когда приходила чёрная тропическая ночь, то и Санька с Гертрудой с удовольствием принимали морские ванны, иногда приглашая и мужей с собой на променад. Естественно, что в этом случае супружеские пары расходились по разные стороны лагуны…
Людвиг Лаудруп полностью поправился. Хотя, «полностью» – чрезмерный термин, ведь, новая рука у датчанина так и не выросла.
После сказочных полинезийских островов следующая остановка была сделана в замечательной вьетнамской бухте, где – по мнению внутреннего голоса Егора – в двадцать первом веке будет располагаться большой город-порт Сайгон. Вьетнамцы тоже оказались людьми на редкость вежливыми, добронравными и гостеприимными, продав путешественникам – за сущие копейки – несколько тонн молочно-белого риса.
Потом ещё был остров Тайвань, где фрегаты отстаивались целых три недели, пережидая зимние шторма. Гертруда Лаудруп, посетив припортовый городок, накупила целую гору отличной фарфоровой посуды и несколько кип превосходной, чуть желтоватой бумаги.
Изучение же испанского языка продвигалось вперёд семимильными шагами. Ещё на полинезийских островах к Егору и Саньке подключились супруги Лаудрупы, а несколько позже и все дети, включая маленькую Лизу Бровкину, которой данный язык давался на удивление легко. Всего-то через месяц занятий девочка пыталась, даже, сочинять на испанском нехитрые стишки.
Наконец, уже в середине апреля 1705-го года фрегаты, благоразумно обогнув Японские острова, встали на якоря в бухте русского городка Охотска. В свинцово-серых водах плавали осколки голубоватого льда, дул сердитый северный ветерок, на палубе было холодно и промозгло.
«Надо же, прошло больше двадцати месяцев, как мы покинули родные берега!», – с ностальгическими нотками объявил внутренний голос. – «Что за это время произошло в России? Какие новости мы сейчас услышим?».
Через сорок минут от низкого берега отошла гребная шлюпка, в которой сидели люди в до боли знакомых русских мундирах, и направилась к «Александру», на передней мачте которого был поднят адмиральский вымпел.
– Прекрасные дамы! – Егор строго посмотрел на Саньку и Гертруду. – Извольте, как мы и договаривались ранее, спуститься в кают-компанию! Не беспокойтесь, потом мы вам всё перескажем подробно, ничего не утаивая, – обернулся к Лаудрупу и подбадривающе подмигнул: – Давай, Людвиг, твой выход! А я буду изображать из себя молчаливого боцмана…
По штормтрапу на борт фрегата поднялись трое: совсем ещё молоденький таможенный офицер и двое пожилых сержантов с допотопными ружьями за плечами.
– Меня зовут – Евсей Рыжов. Я есть – поручик, – на очень плохом английском языке сообщил офицерик, с уважением поглядывая на Лаудрупа, чей внешний облик его явно впечатлил.
«Ещё бы, не впечатлил!», – довольно усмехнулся внутренний голос, нечуждый лёгкому тщеславию. – «Глубокие и извилистые шрамы на лице, пустой рукав камзола, полуседые густые усы, кончики которых задорно и воинственно смотрят вверх, массивная золотая серьга в ухе… Классический такой морской волчара, герой модных романов о дальних походах и романтических странствиях…».
Людвиг небрежным жестом остановил поручика и, скупо улыбнувшись, вежливо предложил:
– Мой любезный господин Рыжов! Можете разговаривать со мной по-русски. Зачем же так коверкать язык великого Шекспира? Продолжайте, я вас внимательно слушаю…
– Э-э-э…, – замялся сбитый с толка офицер. – Не соблаговолите ли назвать ваше благородное имя? Какой вы национальности? Цель вашего прихода в порт Охотска?
