с сожалением покидала эти чудесные места. Командировка закончилась, а домой не хотелось. Нет, за своими я соскучилась. Везла им подарки. Светке я накупила сладостей. Хоть я была противницей всего этого, так как стоматология в это время ещё была не ахти, но тут не удержалась и накупила от души, аж два больших кулька. Такая вкуснятина! А Римме Марковне у кавказских мастериц я приобрела свалянную из шерсти жилетку, тёмно-синего цвета и такой же берет. Соседки ей обзавидуются. Да, прибарахлили мы её капитально. С таким приданым теперь и замуж выдавать можно.
И тут меня озарила гениальная идея – Михаил Евгеньевич Шац! Это же идеальная кандидатура! Такая чудесная пара получится. Будут друг другу Ахматову и Мандельштама цитировать. И если их свести, и Римма Марковна уедет жить в Кисловодск, я же смогу сюда приезжать сколько захочу!
Осенний сумрак заглушил свет за окном, в вагоне включили освещение и на оконном стекле, словно в зеркале, отразилась моя широкая предвкушающая улыбка.
Я прошлась по тихим, пустующим нынче комнатам (моих не застала, они ушли к репетитору французского языка), мимолётно коснулась нарядных кружевных занавесок на свежевымытых окнах, понюхала цветущие в вазонах комнатные цветы, улыбнулась большому фотопортрету в рамочке, где мы все вместе: Римма Марковна, Светка и я на параде в честь дня Великой Октябрьской социалистической революции, – божечки, как же хорошо быть дома!
Зашла в их комнату положить подарки – на светкином столе аккуратной пачкой лежали тетрадки и учебники, рядом акварельные краски и зелёный школьный пенал. Я выдвинула ящик и посмотрела на её заветные «сокровища»: обклеенная вырезанными из открыток цветами общая тетрадь, где округлым старательным почерком было написано: «Анкета для моих друзей», ещё одна раскрашенная фломастерами тетрадь с лаконичной надписью «Песенник», коллекция разноцветных камешков, собранных этим летом в Малинках, крошечный альбомчик с почтовыми марками, пластмассовый пупсик, высушенные листья дуба, клёна, ясеня, сухие каштаны и жёлуди, какие-то стеклянные шарики, пару рваных брусочков пластилина в коробке, большая складная лупа и несколько диафильмов «Сказка о царе Салтане», «Маленький Мук», «Путешествие Нильса с дикими гусями».
Ох и Светка! Не ребёнок, а маленький Плюшкин!
Этажерка Риммы Марковны, напротив, была почти аскетичной: на покрытых вязанными салфетками полочках одиноко стоял флакончик духов «Опиум», лежал тюбик крема, начатая упаковка валидола и потрёпанный томик Бунина с самодельной закладкой из новогодней открытки.
Да, сложно будет менять свой уклад и переезжать в Москву. Здесь-таки всё уже родное, привычное. Мне-то ещё ничего, а вот моим будет очень непросто.
Из задумчивости меня вывел звонок. Я открыла дверь – на пороге стол Иван Тимофеевич. Увидев меня, он широко улыбнулся:
– Лида! Приехала! А тут тебя как раз к телефону.
Пока шла к соседу, гадала, кто это: с работы? Родственники Лидочки? В школу вызывают? Вроде, больше и некому. Но не угадала – звонил Леонид:
– Лидия! – лаконично сообщил он, – я должен вернуться в Москву, на работу срочно вызывают. Хотел вот предупредить.
– Как жаль, – неожиданно даже расстроилась я. – Хотела познакомить вас со Светой. И с Риммой Марковной. А когда вы уезжаете?
– Поезд сегодня в полночь.
– Слушай, а давайте тогда приходите к нам на ужин? А то нехорошо будет – сколько здесь были и со Светкой так и не повидались.
– Согласен, – без лишних реверансов ответил он.
– Вот и чудесно, – улыбнулась в трубку я, – тогда ждем вас к семи. Записывайте адрес…
Пока день не закончился, я решила сбегать на работу, хотела проверить, что там с планом мероприятий по совершенствованию кадров, всё ли в порядке. Написала Римме Марковне записку, что вечером будет гость, переоделась и поехала.
Депо «Монорельс» встретило меня привычной суетой. Не забегая к себе, я отправилась сразу к Ивану Аркадьевичу.
– Вернулась, – не очень приветливо встретил меня шеф, весь его стол был завален бумагами и, судя по всклокоченному виду, работы было много, – нагулялась в Кисловодске? Водички попила? А мы тут зашиваемся, как видишь.
– Документы приняли? – не повелась на плохое настроения Карягина я, – или нужно что-то переделывать?
– Всё приняли, – хмуро кивнул Иван Аркадьевич, – хорошо, что Кашинская всё сделала.
– В каком смысле всё сделала? – удивилась я.
– Всю документацию оформила, что там надо, и отправила, – раздраженно закурил шеф.
– Подождите, я не совсем поняла, неужели Клавдия сперва не приняла, и Кашинской пришлось что-то переделывать? Но там же всё верно было…
– Приняла сразу, как только Кашинская ей отправила. Причём, приняла без единого замечания – отмахнулся шеф. – Все бы так работали. Учись, как надо.
– Но это же я…
– Всё, Лида, некогда мне, сейчас из главка звонить будут. – Нахмурился Иван Аркадьевич, – иди работай.
Я вышла из кабинета в непонятных чувствах. С одной стороны, то, что приняли – это прекрасно. Такая гора с плеч. Но вот при чем здесь Кашинская? Да, она сделала небольшую часть работы, которую я ей поручила. И проконтролировала отправку пакета с курьером. Но на этом и всё. С чего Иван Аркадьевич решил, что это она всё единолично написала?
В общем, надо идти разбираться. Второго Урсиновича я не вынесу.
В Ленинской комнате было шумно. Я заглянула – несколько человек, из молодёжи, склонились над столом и о чём-то отчаянно спорили:
– Не так!
– Почему это не так?!
– Пока у нас не будет наш, созвучный злободневный репертуар – даже пробовать не стоит!
– Да ты хоть вникни в сущность вопроса!
– А я тебе говорю…!
– Здравствуйте, товарищи! – поздоровалась с рабочими я и спросила, – а чем вы тут занимаетесь?
– А это мы стенгазету делаем, – со вздохом ответил долговязый парень, из метрологов, – коллективную. От рабочего класса на злободневные темы.
Остальные нестройно поздоровались, без особого энтузиазма продолжая что-то рисовать, клеить, чертить на большом листе бумаги, растянутом аж на три стола.
– В честь какой даты? – уточнила я (что-то не помню, чтобы у нас в плане стояла стенгазета на это время).
– А это теперь у нас всегда стенгазеты по средам будут, – ответил другой парень, я вспомнила, что он работал в третьей бригаде помощником мастера.
На звуки нашего разговора из своего кабинета выглянула Кашинская. При виде меня лицо её чуть скривилось и приняло отстранённое выражение.
– Татьяна Сергеевна! – сказала я, – я только что от Ивана Аркадьевича и у меня к вам разговор.
– Я занята сейчас, – отрезала Кашинская нелюбезно, – давайте позже.
– Позже буду занята я. Так что давайте поговорим сейчас. Пока у меня есть время.
Кашинская закатила глаза и вынуждена была вернуться обратно в свой кабинет.
Я вошла следом.
– Слушаю