а ведь когда-то мы были молодыми. Эх, жизнь…
Мы выпили и закусили. Я не стала тянуть кота за хвост и выложила главную причину, ради чего я сюда к нему приехала:
– Эдуард Борисович, – сказала я, наблюдая, как он делает себе бутерброд с сыром, – мне ваша помощь очень нужна. Собственно говоря, я из-за этого набралась наглости и побеспокоила вас.
– Да что ты такое говоришь?! – возмутился он и даже о бутерброде забыл, – Лида! Ты – моя дочь и всегда будешь желанным гостем в моём доме! Давно уже должна была приехать! Я-то о тебе не знал! Инче сам бы давно приехал к вам!
Я кивнула.
– Так чем тебе надо помочь? – деловито спросил он, отложив бутерброд в сторону, – денег могу дать только тысячу, если быстро надо. Остальные все на сберкнижке, это завтра-послезавтра только. Время-то терпит? И сколько тебе нужно?
– Мне не нужны деньги, – покачала головой я, – у меня их хватает.
– Ну да, вижу, не бедствуешь, – одобрительно окинул оценивающим взглядом мой импортный вельветовый костюм Эдуард Борисович, – а что тогда надо? Говори, чем смогу – помогу.
– Мне нужно письмо.
– Письмо? – изумился Эдуард Борисович, – ну ты даешь! Что за письмо и зачем? И к кому?
– Письмо к моей матери, к Шуре, – быстро сказала я, – понимаете, она совсем на меня обозлилась. Сестра её ещё постоянно подзуживает. Она хочет мою квартиру отобрать для Лариски. И заставить меня переехать в село. Чтобы там работать на её огородах…
– Ну и пусть себе дальше хочет! – хмыкнул Эдуард Борисович, – тоже мне проблему нашла!
– Да, это проблема! – горячо воскликнула я, – она же в горисполком письмо с жалобой на меня написала! И ко мне на работу! И в нашу городскую газету! Меня секретарь парткома на ковер вызывал. Я еле-еле выкрутилась. Так мать припёрлась сама лично ко мне на работу и устроила там настоящий скандал.
– Ого! – сразу посерьёзнел Эдуард Борисович, – дела…
– И вы же её характер знаете! Она не успокоится, пока не добьется своего! На меня и так уже на работе начальство косо смотрит. А враги активизировались, чтобы меня с места сдвинуть!
– Я так понимаю, ты хочешь, чтобы я написал ей и запретил тебя трогать? – догадался Эдуард Борисович, – ну хорошо, я напишу. А вот теперь смотри, давай мы поступим так…
Договорить фразу он не успел, так как в дверях кухни показалась эффектная блондинка, примерно лет пятидесяти, которая при виде нас, возмущённо воскликнула:
– А это ещё что такое?!
– Адочка, послушай, я всё объясню! – моментально подскочил Эдуард Борисович и как-то виновато обернулся ко мне, – Лида, познакомься, это Аделаида Викентьевна, моя супруга.
– Очень приятно, – вежливо икнула я, досадуя, что она появилась в столь неподходящий момент, – а я – Лида.
– Кто вы? – довольно нелюбезно процедила Аделаида Викентьевна и так зыркнула на супруга, что мне сразу стало ясно, что пора отсюда сваливать.
– Ладно, не буду мешать вам, – сказала я, поднимаясь из-за стола, – к тому же мне пора. Спасибо, Эдуард Борисович, за разговор… и вообще… за всё.
– Ты собираешься объяснить мне, что здесь происходит и кто такая эта Лида?! – похоже супруга лидочкиного отца завелась и назревал скандал.
Очевидно, и сам Эдуард Борисович понимал это. Так как не стал удерживать меня, однако сказал:
– Подожди, Лида, как ты сейчас на Москву поедешь? Давай я отвезу тебя.
– Эдуард Борисович, вы же выпили! – отказалась я, – не надо никуда меня везти, я сама, на автобусе спокойно доберусь. Тут недолго ведь.
– Ты с ума сошел! Никуда ты не поедешь! – заверещала Аделаида Викентьевна, некрасиво вытянув шею, отчего стала похожа на большую гусыню. – Только через мой труп!
Судя по тому, каким взглядом посмотрел на неё Эдуард Борисович, до состояния трупа ей уже было недалеко. Видимо и сама Аделаида Викентьевна это поняла, потому что покраснела и залепетала уже менее уверенно:
– Но Бусик, как прикажешь понимать всё это? Я прихожу домой раньше времени, а ты тут с этой… – она замялась, подбирая слова, – с этой… девицей распиваете коньяк среди бела дня! Наедине! И что мне думать?!
– Лида – моя дочь, – тихо, но очень гордо, сказал Эдуард Борисович, и Аделаида Викентьевна ахнула и резко сдулась:
– К-к-как дочь? Ты что, изменял мне, Бусик?! – со слезой в голосе пролепетала она.
– Не говори глупостей, Ада, – устало сказал Эдуард Борисович и потёр виски, – мы с тобой женаты двадцать пять лет, а Лиде – тридцать один. Когда она родилась, я тебя тогда и не знал ещё даже.
– Но ты никогда не говорил мне о дочери… Ты скрывал?
– Сам только что узнал, – вздохнул Эдуард Борисович. – Господи, столько лет прошло. Кто бы мог подумать…
– Странно, столько лет эта Лида не появлялась, а тут вдруг появилась, – чуть придя в себя, нехорошо прищурилась Аделаида Викентьевна и с вызовом глянула на меня, – и знаете, Лида, денег у нас нет!
– Да нужны ей твои деньги, как зайцу стоп-сигнал! – рявкнул Эдуард Борисович, – у неё самой их столько, что хоть стены обклеивай!
– Тогда я совершенно ничего не понимаю… – красиво подведённые глаза Аделаиды Викентьевны налились слезами, – это всё так неожиданно…
– Вот что за баба-дура! Мочи моей нет, – пожаловался мне Эдуард Борисович, – нет, чтобы порадоваться, расспросить, поговорить, сразу скандалить начинает!
– Но Бусик…
– Помолчи лучше, Ада!
Аделаида Викентьевна скорбно поджала губы.
– И, кстати, у нас теперь есть внучка, – хвастливо вдруг заявил Эдуард Борисович, – уже первоклассница! Вот видишь, Ада, а ты говорила, что я бесплодный!
Аделаида Викентьевна сдержанно промолчала.
В общем, у четы Беляевых я задержалась ещё почти на час. Пока мы с Аделаидой Викентьевной пили чай, Лидочкин отец написал письмо Шурке. Так что возвращалась я домой вооруженная самым страшным идеологическим оружием. Супруга Эдуарда Борисовича, кстати, оказалась вовсе не такой уж и плохой. А подобная реакция на незнакомую девушку, распивающую коньяк с ее мужем – в принципе вполне понятна. Так что я не обижалась, а довольно-таки мило поболтала с ней. Заверив её, что не претендую ни на их квартиру, ни на дачу, ни на автомобиль. После такой новости Аделаида Викентьевна совсем воспряла духом, стала совсем уж приветливой и чай мы попили довольно мило. Более того, когда они меня провожали на вокзал, я удостоилась от супруги Лидочкиного отца приглашения заезжать иногда в гости. Без ночёвки правда, но тем не менее.
Р-родственники, итить их!
Домой я возвращалась в хороший, не по-осеннему тёплый день: осторожно падали золотистые листья, в воздухе носилась паутина
