– Вообще нас гораздо больше народу видело, – негромко произнесла Милена. – Я словами объяснить не могу, но вот как-то ощущаю иногда – на нас смотрят люди из леса, только показываться не хотят.
Верю. В такое – верю. Опять же, может, остатки того дара, который у нее был, а после смерти исчез, так о себе знать дают.
– Так что с ночевкой? – Одессит высунулся из рубки и глянул на небо. – До темноты – часа два – два с половиной осталось. Пока якорь бросим, пока дрова заготовим – это все время.
– Ладно, будь по-твоему, – согласился с ним я. – Надо только место подходящее найти, чтобы открытое пространство. И еще – на мель бы не сесть, осадка у «Василька» хоть и низкая, но он не лодка.
– Не беспокойся, командир, все будет как надо, – повеселел Одессит. – Слово даю.
Он дернул шнурок, и над рекой поплыл гудок.
– Тьфу, балбес, – сплюнул я за борт. – И так шумим будь здоров как, так он еще всем сообщил: «Мы тут».
– Лучше не придумаешь, – согласился со мной Голд.
– Да, вот еще что. – Я повернулся к консильери. – Надо завтра к нам на борт кого-то из «волчат» взять, практикантом к нашему морскому волку. Управление тут не сложное, но практика все же нужна. Надо, чтобы этим делом овладело несколько человек, понимаешь меня?
– Само собой, – подтвердил Голд. – И чего – завтра? Сегодня и назначим кого-нибудь из тех, кто побашковитей. Кстати, я бы предложил не из «волчат», я бы предложил Павлика. Ну а что? Голова у него варит, да и дело ему нужно, а то мотается парень по крепости, никак себя не найдет. А человек-то он хороший, правильный.
Стыдно, я мог бы и сам додуматься до такой простой вещи. Это да – Павлик никак не мог себя найти в нашей жизни, при этом всячески пытался доказать, что он очень полезен, я это видел, но все забывал ему что-то подобрать по душе и способностям, дел-то вечно полно, а времени мало. А тут прямо под него место – помощник капитана. Да и с Одесситом он ладит.
– Быть по сему, – обрадовался я. – Отличная идея. К тому же он готовый локатор со своими ушами, где ему еще быть, как не на корабле?
Вскоре нашлось и место под ночлег – русло реки делало небольшой изгиб, где образовалась такая же неширокая отмель, на ней мы могли замечательно разместиться. И лес, источник топлива, виднелся относительно неподалеку, за небольшим бугорком, то есть таскать стволы деревьев для распилки не слишком далеко будет. Опять же бугорок этот отмель от леса изрядно прикрывает, хоть вроде и невелик, но вот так с ходу в нас не прицелишься.
Одессит не соврал: якорь он бросил недалеко от берега, но и днищем «Василек» по песку не скреб.
Мы, правда, все-таки вымокли, хоть и несильно – пришлось сигать с борта в воду, так сказать, легкая компенсация за желание относительно комфортно провести ночь. Этим мы вызвали смех у пассажиров с лодки, которые лихо пришвартовались у самого берега. Те, что на плоту, не смеялись, а понимающе сопели. Плот на берег затаскивать не стали, просто подтянули вплотную к «Васильку».
Громче всех смеялся Одессит, а после показал нам специальную лесенку, которая имелась на «Васильке» для подобных случаев.
Если честно, плавание – это здорово, но твердая земля под ногами – совсем другое дело. Да и места тут были славные, лес оказался самым что ни есть для нас подходящим – светлый березнячок с деревьями нужной толщины, которые «волчата» с молодецкой удалью принялись валить одно за другим, для последующей распилки. Я их еле остановил: столько, сколько они нарубили, нам было просто не нужно. У нас для такого количества дров и места на корабле не было.
А еще здесь нашлись грибы, в которых Настя опознала боровики, точь-в-точь как те, которые были на старой Земле. Причем их здесь росло невероятно много, то, что наши предки называли: «Косой коси».
– Сюда бы девчонок из Сватбурга, – вздыхала она, глядя на такое изобилие. – Собрать бы да засушить.
– Возьми, нарви и в крепость отвези, – посоветовала ей Фрэн, собиравшая сушняк для костра. – Кто тебе мешает?
– Прочервивеют, – печально ответила ей Настя, поднимая с земли сухую лесину. – Не довезем. Их надо сразу чистить и на веревочку нанизывать, а потом сушиться вешать. А так…
Работа кипела до темноты – одни деревья рубили, другие их носили, а третьи пилили, для этого дела мы распатронили тюк с закупленными инструментами. Финальную точку ставил Ювелир, лихо орудуя колуном и превращавший чурки в потенциальное топливо. Я было попросил у него дать мне тоже расколоть один кругляш, но успеха не достиг – лезвие топора застряло в сырой древесине, не желая двигаться ни туда, ни обратно. Вот же, это тоже, оказывается, целая наука. А у Ювелира они раскалываются как миленькие.
В этом процессе не участвовали только двое – Одессит, отказавшийся покидать «Василек» и сейчас спящий, поскольку ночью решил сам нести на нем вахту, и Марика, которая до пробуждения нашего капитана согласилась побыть часовым у плавсредств. Впрочем, на темное время я все равно одного Одессита дежурить не оставлю, поставлю кроме него еще одного часового, от греха. Безопасности много не бывает.
Когда стемнело, на травке красовалась приличных размеров поленница, которую зевающий Одессит, все-таки соблаговоливший ступить на землю, милостиво одобрил.
– Им бы таки подсохнуть, – не удержался от замечания он. – Нет, отцы-командиры, вы как хотите, а надо делать отдельный склад для топлива моей ласточки.
– Кого? – одновременно спросили Фира и Фрэн.
– Ну, то она для вас, прости господи, «Василек», – язвительно ответил им Одессит. – А для меня – ласточка. Это не имя собственное, это я ее так любовно зову.
– Совсем сбрендил, – печально констатировала Марика. – Вот такая у него любовь. Ладно, давайте уху есть, вроде готова.
Из котла, висящего над костром, и вправду валил аппетитный пар.
– Это разве уха? – Одессит залез ложкой в варево, зачерпнул, аппетитно подул на нее и отправил в рот. – Ну да, перец есть, и соли в меру, но вот где картошечка? И еще туда стопочку водки надо было влить.
– Пошел вон! – не выдержала Марика, которая нынче была за повара. Она вообще не терпела, когда ее кто-то критиковал, особенно в тех областях, которые ей удавались. – Кто-то сегодня несет вахту на пустой желудок!
– Чего-чего? – перепугался горе-дегустатор. – Что вы такая нервная, милая дама? Хладнокровней! Я же сказал: божественно, перца и соли в меру, такое мало кому удается сделать, всякий раз или переперчат, или недосолят. А вы соблюли пропорции! А что до картошечки и водки – так они все только портят.
– В последний раз ты ел уху, которую варила Фрау, – заметила Настя, протирая свою ложку краем майки. – Я непременно ей передам твои слова, уверена, что она их оценит по достоинству.
