Кстати, Пашка оказался родным братом Михаила Кокорина, прославившегося год назад на весь Томск, убив забежавшего в город волка. Семейка, видно, та еще. Ни чуть не сомневался, что еще не раз услышу эту фамилию.
Так вот. Все началось с бумажного водоворота, в котором «добрые» подчиненные пытались меня «утопить». Большую часть предложенных к рассмотрению дел я завизировал и передал в производство. А так как дел этих оказалось чрезвычайно много, пришлось коварным чиновничкам забыть о завершении рабочего дня в четыре дня. Начальник хозяйственного отделения — в мое время называемый Завхозом — пришел даже просить как-то сократить нагрузку на писарей «ибо свечи жгут без меры, окаянные». Отказал. За что боролись на то и напоролись! А свечных заводиков в одном Томске уже больше десятка было.
В одной из сводок, касающихся объема товарооборота Иркутского тракта, обратил внимание на упоминание на некоего Тюменского купца Юзефа Адамовского, обладающего Государственной привилегией на пароходное сообщение по рекам Кеть и Чулыму. Оба водных пути вели в Енисейскую губернию, правда, до Красноярска не доходили. Заинтересовался. Первая ветка железной дороги, по моему замыслу, должна была связать Томск со столицей соседнего региона, а, оказывается, нашелся уже человек занявшийся развитием этого транспортного маршрута. Причем по рекам.
Варешка с Карбышевым получили новую фамилию к списку. Через день штабс-капитан принес пухлую папку…
И снова просто обязан сделать небольшое отступление. О папках. Согласитесь, к хорошему быстро привыкаешь. Жили себе семьдесят с лишним лет без немецкой канцелярии, а когда она появилась, на древние папки-скоросшиватели и смотреть перестали. Мультифоры, док-паки, всюду лощеный пластик и импортные этикетки. Красиво и удобно.
Здесь же дела сшивали нитками и переплетали в мастерской. Закрытые дела выходили в архив этакими доморощенными книгами с толстенными картонными корками. Пока же дело оставалось в производстве, бумаги просто вкладывались между картонок. Жуть. Отправил пацанву за куском медной проволоки, клеем и тонким картоном. Когда все было доставлено, за пять минут научил деток склеивать запчасти в некое подобие скоросшивалки. Жаль, конструкцию дырокола вспомнить не смог. Пришлось толстым шилом обойтись. Но и то, мое «изобретение» произвело настоящий фурор. Записал себе в блокнотик: «привилегия на скоросшиватели». Как найдется потерявшийся где-то на Московском тракте батюшкин стряпчий — озадачу его и этим дельцем. Пока же разрешил писарчукам клеить папки по установленному мной стандарту самостоятельно.
Но, похоже, до жандармского управления новшество дойти еще не успело. Афанасьев припер прямо таки какого-то бумажно-картонного монстра. Бумажки торчали так и сяк, благо офицер не слышал комментарии Геры на явление этого «чуда» охранной бюрократии.
Адамовский оказался невероятно интересным персонажем. Над его досье я просидел несколько часов, делая обширные выписки. Частью в свой архив, частью в тактическую напоминалку. Кое-что пошло и в карманный блокнотик. Например, один из главных акционеров созданной поляком транспортной компании, Гоф-медик двора Его Императорского Величества Павел Иванович Круневич. Придворный лекарь — поляк. Если мне нужен был знак с Небес — то, что это, если не Знак? Скелет плана спасения жизни Наследника Престола стал обрастать плотью.
Сам же Юзеф был из бывших ссыльных. Отсюда и пристальное внимание к его деятельности со стороны жандармерии. Отбыв свое за участие в бунтах в первой трети века, отправился было на Родину, в Царство Польское. Ненадолго. Вернулся в Сибирь. Где взял деньги — непонятно, но почти сразу по возвращении заказал у англичан Гукса и Гуллета на их верфи в Тюмени сначала двадцатипятисильный пароход. Двумя годами после они же построили и шестидесятисильный буксирный тягач.
Довольно много в папке содержалось документов, посвященных вопросам соперничества, переросшего в открытую вражду, с Дмитрием Ивановичем Тецковым. Это тем городским головою, огромным, гризлиподобным мужиком, внесшим в Фонд взнос от всех торговых людей губернской столицы. Внес, кстати, переводным векселем, зато сразу на двадцать пять тысяч рублей ассигнациями. Капитал Фонда приближался к ста тысячам рублей. По Томским меркам — огромная сумма.
В общем, Тецков, сам владелец пароходной компании, предложил Адамовскому объединить силы и совместно осваивать восточное направление. На что, поляк, как значилось в рапортах наблюдателей, «ответил презрительным отказом». Чем не повод для вражды?
Медведь — вообще животное сильное и коварное. Огорченный медведь — страх и ужас тайги. Вот сибирский медведь — Тецков и принялся «воевать» с истинно медвежьим коварством. Специально посланные вдоль реки люди скупали приготовленные для пароходов Адамовского дрова, и командам поляка приходилось самим заниматься рубкой или ждать неделями, пока к берегу доставят готовые. Те поленницы, которые заготовлялись специально для строптивца — сжигались «неизвестными». Только в прошлом году, вместо четырех запланированных ходок по маршруту «Томск — Тюмень», «Благодать» смогла совершить лишь три, а более мощная «Уфа» — всего два. Меж тем «Комиссионерство сибирского буксирного пароходства» — компания Тецкова с группой товарищей, благоденствовала. Построили три пристани с пакгаузами — в Томске, Тюмени и на Ирбите. На английской верфи купили третий пароход, «Святой Дмитрий» и четыре больших баржи. Что интересно, «Дмитрия» заказал Адамовский, но платить по счету отказался. Бесхозное судно тут же прибрали «комиссионеры».
Только, создавалось впечатление, что у бывшего ссыльного может быть открыта бесконечная кредитная линия. Он подает прошение о дозволении строительства канала или железной дороги между верховьями Кети и Енисеем и заявку на привилегию на его использование. Согласно приложенным сметам, строительство это должно было обойтись акционерам компании Адамовского в полмиллиона рублей. Каково?!
Данными по грузопотоку между столицами двух сибирских губерний чиновники охотно пользовались, но и в привилегии и в разрешении на строительство поляку отказали. Интересно, все-таки, откуда он намеревался брать деньги, если даже инженерные изыскания по Кети едва начавшись, тут же и заглохли от недостатка средств.
Война между двумя крупнейшими транспортными компаниями региона обещала продолжиться и в навигацию этого года. Но я вовсе не желал банкротства ни одной из них. Семь пароходов — как олицетворений прогресса — было явно мало на несколько тысяч верст водных путей. Я посчитал своим долгом предпринять усилия к примирению соперников, а для этого нужно было встретиться с «главарями».
