— Последнее. Не успел сжечь.
Красивый женский почерк. Таким пишут любовные послания и списки белья для прачечной. Но, прочитав первые строчки, я вдруг услышал голос, мужской голос — холодный, полный равнодушного презрения. Казалось, неизвестный брезгливо морщится, выдавая тайны господ якобинцев.
— Он делает это не из-за денег, — не выдержал я. — Но тогда почему?
— Не потому, что он наш друг, — вздохнул Леметр. — Эта сволочь играет в свою игру. Хотел бы я знать, в какую именно. Но я тоже теряюсь в догадках — как и гражданин Вадье.
Друг? Это сразу же напомнило о чем-то знакомом. Друзья бывают всякие. Предатели ищут предателя…
— Предупредите связного. Приносит же кто-то письма!
Леметр развел руками.
— Увы! У меня нет десятка агентов, чтобы дежурить круглые сутки возле дома. С утра я ухожу, возвращаюсь ночью. И кроме того, я не рискну доверить такую тайну даже Сурде. Он, как вы знаете, горяч, а это, увы… Конечно, этого, извините за выражение, сукиного сына, следует предупредить. Все-таки заработал — честно… Но главное — вправить мозги д'Антрегу. Ну этим я займусь прямо сейчас!
Я задумался. Моя война кончилась — в тот день, когда я встретил смерть, которую звали Бротто. Но дело, оставшееся от того, кем я был раньше, оказалось слишком сложным. К тому же был еще бедняга ирокез, попавший в плен к «синелицым». И лишняя зацепка…
— Вы предупредите д'Антрега. Я — вашего человека. Дайте письмо!
Леметр не ответил. Я представил себя на его месте. Агент, стоящий целой армии. Тайна,за которую жертвуют жизнью — и своей, и чужой…
— Если бы я не знал, кто вы, — голос прозвучал глухо, еле слышно. — Франсуа, ведь оттуда, куда вы попали, обычно не возвращаются! Но вы вернулись.
Я молчал — сказать было нечего.
— Если бы я не знал, кто вы, — повторил Леметр и, вздохнув, передал мне письмо. — Держите! Будь вы предателем, все мы давно прокатились бы мимо окон господина де Робеспьера. Найдите этого человека — и велите ему быть осторожнее. Надеюсь, это все же не Сешель…
— Почему? — удивился я. — Не все ли равно?
— Я знаю Сешеля. Давно знаю. Большего негодяя видеть, признаться, не доводилось. Он ведь чистых кровей — из бургундских Сешелей, потомок Лотаря. Хуже его разве что подлец Эгалите. Не хотелось бы заступаться за такого перед Трибуналом… Ничего не хотите передать д'Антрегу?
— Передать? — удивился я. — Разве что пусть держит язык за зубами.
Внезапно Леметр расхохотался:
— Представляю его физиономию! Узнать, что вы живы, в Париже и вдобавок намекаете на его язык! Как бы он не проглотил его, хе-хе, на радостях! Ну, кажется, пора…
Он вытащил часы из жилетного кармана, щелкнул крышкой и неторопливо поднялся.
— Желаете взглянуть? Помнится, я обещал, хе-хе, продемонстрировать…
И тут до меня начало доходить. Леметр собирается разговаривать с д'Антрегом… сейчас?! Но ведь д'Антрег в Венеции! Что там рассказывал чернявый? Монгольфьеры, голубиная почта…
Леметр уже хозяйничал у стола. Бумаги были отодвинуты в сторону, приборы — непонятные железки, почему-то обмотанные медной проволокой, — сдвинуты к краю…
— Вот, прошу…
Я встал и нерешительно шагнул вперед. Что это, господи?
Деревянная доска, толстая, покрытая темным лаком. На ней два стальных цилиндра, какая-то коробочка, кажется, медная, провода — и маленький колокольчик. Сбоку — высокая колба, заполненная чем-то серым, похожим на стальные опилки. От нее к окну — толстый провод…
— Позвольте… Но… Каким образом?
— Нравится, хе-хе? — Леметр явно был доволен моей реакцией. — А ведь простейшая вещь! Даже удивительно, что до нее додумались только сейчас! Еще год, два — и подобное начнут применять всюду. Но пока…
Он поколдовал с проводами, и тут же послышалось легкое шипение. Сверкнула белая искра — заработала стоявшая в углу гальваническая батарея. Леметр положил широкую ладонь на рычажок, укрепленный сбоку от одного из цилиндров, вновь взглянул на часы…
— Еще пять минут… Объяснить? Или и так все ясно, господин, хе-хе, черный мушкетер?
— Химики придумывают порох, господин академик, — невольно усмехнулся я.— Мушкетеры стреляют. Объясните!
Он удовлетворенно потер руки.
— А ведь все так просто! Особенно после того, как великий Декарт допустил существование эфира, а Ньютон всерьез занялся передвижением электрических разрядов в атмосфере. Когда идет гроза, в эфире появляются волны — электрические. Эти волны легко уловить…
Ладонь прикоснулась к колокольчику.
— Это грозоотметчик. Когда приближается электрический разряд, он звенит. Эту игрушку изобрели еще пять лет назад. Ну что, хе-хе, догадались?
Загорелое лицо улыбалось. Похоже, Леметру было весело ставить в тупик бывшего черного мушкетера. Да, все верно. Мушкетеры стреляют. Химики изобретают порох. Колокольчик звенит при грозе… Я представил, как за высоким стрельчатым окном сгущаются тучи, где-то далеко, у самого горизонта, уже сверкают молнии…
— Этот прибор может предупредить о приближении грозы, — неуверенно проговорил я. — И… И можно узнать, насколько гроза сильна…
— Неплохо, хе-хе, неплохо, — одобрил Леметр. — С этого мы и начинали. Ну что, подсказать? Вот если бы вы, Франсуа, отсидели год-другой в Бастилии, то догадаться было бы легче!
В Бастилии? Похоже, мой собеседеник — мастер загадывать загадки! Но я уже чувствовал азарт. Тюрьма — и эта старая церковь. Узник Бастилии — и академик Леметр. Нет, не так! Узник Бастилии — и подпольщик Леметр, которому надо срочно «вправить мозги» неосторожному графу д'Антрегу… Темная камера, ночь, невидимые соседи за стеной…
Догадка поначалу ошарашила, но затем я внезапно почувствовал уверенность. Как бишь он изволил выразиться? Простейшая вещь? Ну, не такая и простейшая…
Я подошел к столу, покосился на ухмылявшегося академика и легко ударил костяшками пальцев по дереву. Стук! Стук! Стук! Короткая пауза… Стук! Стук!
— Арестантская азбука, господин Леметр! Если сигналы можно было бы не только принимать, но и посылать…
Усмешка исчезла, голубые глаза взглянули пристально, в упор. Губы сжались.
— Браво, Франсуа! Браво! Неужели сами догадались?
Я развел руками. Леметр покачал седой головой:
— Да… Признаюсь, посрамлен в своем, хе-хе, неверии! Ну, значит, остальное объяснять не нужно.
— Это? — я кивнул на колбу с серыми опилками.
— Да. Когерер. Провод идет на крышу, там мы установили, хе-хе, громоотвод. Изобретение друга Французской Республики гражданина Франклина. Так, во всяком случае, считается. Монмартр… Простите, хе-хе, Монмарат — самая высокая точка в Париже, волнам ничто не мешает…
