– Ответ неверный, но юмор я оценил. – Робин вытащил из-за пояса противника копию своего пистолета с аналогичным глушителем. – А сейчас очень медленно, без суеты, подними руки вверх и иди к огню.
При свете костра все с интересом разглядывали таинственного незнакомца. Тот оказался невысок, светловолос, с простой внешностью, не поддающейся описанию. Только глаза были необычными, тускло голубыми, холоднее льда и одновременно с доброй, весёлой искоркой. Широко улыбнувшись, он обратился к Петровичу:
– Вечер добрый, нельзя ли погреться у вашего костра?
– Волчья пасть тебя согреет, – не очень дружелюбно пробурчал егерь.
– Почему за нами следил? – спросил Робин.
– Я же не знал, что вы такие замечательные ребята. Вот и присматривался.
– Пистолетик у тебя больно интересный, у меня такой же. Ничего по этому поводу сказать не хочешь?
– У меня есть разрешение.
– Покажи.
– Я его дома забыл, а твоё где?
– Что-то мне подсказывает, оно там же, где и твоё. Ты один?
– Вы почти первые, кого я тут видел.
– Что значит – почти?
– У меня была волнующая встреча с местными туземцами, но мы не сошлись характерами. Больше никто мне не попадался.
– Ладно, ночуй пока здесь, завтра сам решай, оставаться или дальше искать приключения. Звать-то тебя как?
– Можете называть меня Хонда.
– Хонда? – радостно гукнул Ахмед. – Слушай, какой хороший имя, совсем как женский! А нам здэсь жэнщин не хватает, мало их, ты понял?
– Да понял, – спокойно ответил Хонда, и поинтересовался: – Ты, стало быть, не успеваешь горячих парней обслуживать? Странно, такой задницы, как у тебя, на роту должно хватать. Ты не филонь, и в вашем коллективе будет царить любовь и согласие.
Горец вытаращил глаза, побагровел варёным раком и выдал на одном дыхании:
– Я твой папа имел, я твой дэдушка имел, я твой прадэдушка имел, я всэх твой прадэдушка имел и всэх их папа тоже, – выдержав паузу, он понял руку и, выпрямив указательный палец в наказующем жесте, торжественно закончил, – и я имел ишака, который имел тибя!
– Не знаю, не знаю. Выглядишь ты так, будто наоборот, они тебя все поимели, а ишак на это мероприятие ещё и свою родню привёл.
На Ахмеда жалко было смотреть. Его покинул дар речи, из горла вырывались лишь сиплые хрипы. Гигант вытянул руки, явно намереваясь уничтожить обидчика с максимальной жестокостью. Робин гаркнул во всё горло:
– А ну успокоились, устроили тут вечер юмора! Спать! А то до рассвета не угомонитесь!
Ахмед притих вмиг, видимо, авторитет Робина для этого великана был непререкаем. Хонда благоразумно промолчал. Лагерь постепенно успокоился, и остаток ночи прошёл без происшествий.
Утром поисковая группа в составе Петровича и Векши отправилась на прочёсывание лесного массива. У избитого Пересвета поднялась температура, его оставили лежать у костра. Мавр с Густавом занялись заточкой мечей и кинжалов, насобирав подходящих камней. Женщины под руководством Ахмеда обустраивали лагерь. Робин с рассветом ушёл к реке, намереваясь настрелять птиц.
Хонда вяло, без энтузиазма, помогал ставить шалаши, не переставая обдумывать свои дальнейшие планы, между делом доставая всех окружающих своим язвительным чувством юмора. К моменту возвращения Робина Ахмед уже практически созрел для совершения убийства в состоянии аффекта. Из информации, собранной по крупицам, Хонда понял, что его напарник мёртв. Это его не особо огорчило, так как он давно смирился с тем, что люди смертны, и довольно многим сам помог отойти в мир иной ранее природой назначенного срока. Сожаление вызывало лишь то, что покойный был человеком проверенным и надёжным, такой здесь бы здорово пригодился.
Новые знакомые Хонде нравились всё больше и больше, особенно интриговала его личность Робина. Сильные характеры в наше время попадаются нечасто, а человека, с которым совершенно не хотелось спорить, он раньше вообще не встречал. Люди в маленьком коллективе подобрались один крепче другого, и под руководством такого лидера их шансы на выживание в этом мире довольно велики, а скромная помощь Хонды им не помешает.
Робин вернулся через несколько часов, притащив связку битых уток, приятно разнообразивших рацион. После обеда он немного позанимался с Сатой, попытался провести примитивную беседу, но словарного запаса не хватало. Освоившаяся девочка при свете дня практически ничего не боялась и даже рискнула попросить колчан, с восхищением принялась рассматривать стилизованное изображение рыцаря, тиснёное на коже. Робин достал книгу, протянул ей, раскрыв на изображении какого-то животного. Сата потрясённо охнула, а когда парень листнул страницы, засмеялась, забыв обо всём на свете.
Рядом присел Хонда, задрал голову, разглядывая синь небес и, скривив губы в лёгкой усмешке, произнёс:
– Ты бы с ней ещё в куклы поиграл.
– Хорошая идея, я обязательно ею воспользуюсь.
– Странноватый ты какой-то. На баб ваших пленных ноль внимания. Эта красотка, я вчера видел, сама перед тобой хотела раздеться, так не позволил. Может у тебя с Ахмедом роман?
– Да нет, он не в моём вкусе.
Хонда улыбнулся чуть пошире, ему понравилось непоколебимое спокойствие этого человека, он лишний раз убедился, что не ошибся в нём.
– Значит, к бабам тебя не тянет, мужики не нравятся, что же остаётся? А, понял, ты, наверное, онанизмом занимаешься?
– Верно догадался, занимаюсь. Два раза в день, утром левой рукой, вечером правой.
Хонда обескуражено притих, размышляя, стоит ли вводить в бой орудия главного калибра, или этот человек непробиваем в принципе. Однако Робин сам прервал его рассуждения:
– Послушай, Хонда, я не знаю, кто ты такой и откуда взялся, да и не очень хочу знать. Мы посмотрели друг на друга, оба прекрасно поняли, кем являемся и чего ждать от каждого. Так уж вышло, что главный здесь я и думать мне приходится не только за себя. Я не могу позволить, чтобы ты шатался по лагерю, как не очень желанный гость. Ты или с нами, или уходи. Оружие тебе вернут.
– Мне можно подумать?
– Нет, времени у тебя было вполне достаточно.
– Ну что ж... – Хонда скорбно кивнул головой. – Я очень хочу остаться с вами. Бедному сироте тяжело прожить в тёмном лесу.
– Хорошо, ты принят. Вон, возле Пересвета лежит комплект доспехов, они твои. Сейчас иди к Мавру, будешь помогать ему точить оружие. Есть возражения?
– О, мой господин! Сердце вашего слуги преисполнено радости. Более лёгкой и интеллектуальной работы нельзя и придумать. Ради неё я готов отказаться от сна и десерта.
