– Ожидаемый финал, – вздохнул Брейн.
– Это еще не был финал. Затем снова приходили риарти и опять выжигали массагов, однако теперь это становилось для них трудной задачей, потому что массаги расплодились и разошлись во все стороны. Мой народ превратился в кочующее племя, которое постоянно изменялось, чтобы укрыться от зоркого глаза риарти. И вот при этих множественных перерождениях и постоянном поиске методов укрытия от врагов вдруг выяснилось, что массаги, погруженные в оболочки варваров, практически невидимы для риарти. И там, где массаги прикрывались варварами, их колонии риарти оставляли в покое. Однако в других обличьях они массагов все же находили и уничтожали.
– Значит, эта колония, так сказать, моих земляков завезена вами? То есть массагами?
– Да. Драккенами и джунгарами. По этому пути пошли две ветви массагов.
– То есть разводили варваров как животных на убой?
– Не совсем так. То есть планировалось, конечно, так, и даже проводилась большая деятельность по выводу наиболее подходящих организмов. Так появились гоберли, канзасы, суперколверы, ну а позже добавились и варвары. Проблема оказалась в том, что в этих народах, ко многим из которых приложили руки биоинженеры массагов, началась собственная эволюционная инициатива. Они стали размножаться, организовываться, и вот теперь мы не можем их брать, как плод из сада – когда захочется, теперь это превращается в охоту, когда со зверем нужно играть в сложную игру.
– А как у вас с джунгарами?
– Война.
– А с кем еще война?
– С Имперской Службой Безопасности.
– Они знают всю вашу кухню?
– Многое им известно, но не все. А когда они обнаруживают очередную базу, поступают как риарти.
Они посидели еще немного и потом поехали дальше. Брейн не говорил, куда ехать, но Эрника привезла их на небольшую парковку на островке безопасности, напротив того самого магазина, где когда-то Брейн помог красавице подняться с тротуара.
– Это то самое место, где ты меня поймала.
– Где?
– Вон у того магазина. А потом повела в «Золотой павлин» – уверен, у тебя там огромные скидки.
Эрника молчала.
– Признаться, у меня сегодня была мысль перебить всех, кого я встречу в этом шале.
Эрника кивнула.
– Но, немного постреляв, я успокоился. Полагаю, этого урока будет достаточно, чтобы вы поняли – я не хочу видеть в этом городе никого из вас. Если увижу, я довершу задуманное. Вы для меня естественные враги.
– Я понимаю.
– Можешь идти.
Где-то внутри Брейн ожидал каких-то слов от нее, может, благодарности за то, что отпустил. Может, еще чего-то, человеческого. Но она просто вышла и пошла прочь, не оглядываясь.
Брейн пересел на место водителя, которое еще хранило ее тепло, завел машину и поехал домой.
Он снова чувствовал себя опустошенным, но теперь это была не пустота отчаяния, а скорее усталость. Усталость после длинного и тяжелого дня, когда пришлось переделать много работы.
Добравшись до своего дома, Брейн привычно оставил машину на обочине, прошел через темный двор и поднялся на лифте к себе на этаж.
Квартиру он нашел на прежнем месте, бегать по этажам и вычислять ее не пришлось. Вот только дверь оказалась не замкнутой, и это насторожило Брейна. Он достал «роквер» и осторожно вошел внутрь, поочередно зажигая освещение во всех помещениях.
Но никого не было. Видимо, он забыл закрыть дверь, когда был совсем плох.
Заперев дверь, Брейн присел на тахту и, положив пистолет на пол, откинулся на смятую постель. Полежал так несколько минут с закрытыми глазами, чувствуя, как гудит в голове.
Так и уснул, и спал до самого утра, а проснувшись, сел, с удивлением обнаружив, что спал одетым и в ботинках.
Пришлось быстро раздеться и сбегать в ванную, чтобы принять душ. Затем Брейн растерся полотенцем, надел чистое белье и в хорошем расположении духа прошел на свою старую – прежнюю кухню.
Забросил какой-то картридж в мейдер, навел какого-то малинового напитка. Позавтракал и, начав одеваться, обнаружил, что «девятки» нет – где-то он ее вчера посеял. Правда, оставался монстр – «роквер», но «девятка» была казенной.
Брейн примерно помнил вчерашние события, но вспоминать подробности не хотелось: даже от намеков его передергивало до треска в позвоночнике.
Немного побаливали руки ниже локтей, но Брейн помнил, что так надо.
Выйдя из квартиры, он достал карту, чтобы запереть замок, и, взглянув на имя владельца, прочитал – «Томас Брейн».
Спустился на лифте, вышел во двор и, глубоко вздохнув, поприветствовал дворника-гоберли.
Пройдя через знакомую арку, Брейн вышел к шоссе и остановился, подавляя разочарование. Его опять ожидал синий «монк», хорошая машина, но все же это напоминание оттуда слегка портило хорошее настроение от возвращения в свою привычную реальность.
Брейн сел в машину, завел мотор и поехал на службу. Он любовался видами города, улыбался всем, кто случайно бросал на него взгляд. А когда приехал к полицейскому отделению, с удовольствием поводил пальцами по сетчатому ограждению территории – оно было в мелкий квадратик, а не в крупный ромбик. Кто бы мог подумать, что иногда это имело большое значение.
Приемное устройство пропускной системы едва не козырнуло Брейну, признавая его карту, и он прошел во двор, раздавая приветы всем, кого знал лучше и кого едва узнавал.
– Привет, Томас! – радостно поздоровался дежурный.
– Привет, Чейдер. Как твоя собака?
– У меня нет собаки, здесь это большая редкость. Ты про тещу, что ли?
Но Брейн уже шел дальше, вдыхая затхлый воздух плохо проветриваемого помещения, казавшийся ему приятным ароматом.
Дойдя по коридору до комнаты Григора и Боршинга, Брейн стукнул в дверь и сразу вошел.
– О, парень, да тебе больничка пошла на пользу! – заметил Григор, поднимаясь из-за стола.
– Да уж, ты такой цветущий, словно из отпуска вернулся, а не с больничной койки, – поддержал его Боршинг. – Видал обломки твоей кареты – там все в мелкий фарш!..
– Просто вовремя пригнулся, – пошутил Брейн, и все засмеялись. – Только тут такое дело… – Брейн прикрыл дверь. – Я в этой канители где-то ствол посеял. Как теперь быть, что у вас за это бывает?
Григор с Боршингом переглянулись, и Брейн сразу понял, что будут разыгрывать.
– Ну, это… Тюряга за это у нас полагается, – нарочито траурным тоном сообщил лейтенант.
– Но могут скостить до трех лет, все же ты на хорошем счету, – в тон ему добавил Боршинг. – То, что ты остался без оперативных средств, – это твой большой минус и это на суде обернется против тебя.