– Значит, и Ожье, и Сьюзен Уайт…
– «А-музыка» очень быстро распространилась по обществу ретров. Когда беду заметили, лечить было слишком поздно. Вирус укоренился. Его мутировавшие потомки распространяются и сегодня. Создан он был таким образом, что зараженные передавали его детям, а те – своим. И в конце концов подавляющее большинство оказалось лишено музыки.
– Но не все?
– Приблизительно одна десятая процента оказалась иммунной. Мы до сих пор не понимаем почему. Эти немногие считают себя счастливчиками. Их ненавидят, ими восхищаются – в равной степени.
– Но если вы отобрали у людей музыку, неужели не можете вернуть?
Тунгуска снисходительно улыбнулся:
– Мы пытались – ради нынешнего союза. Но нашлось очень мало добровольцев, согласившихся на вторжение в свой мозг. Большинство ретров не позволили бы нам даже вылечить сломанную ногу, не говоря уже про переустройство центральной нервной системы. А немногие смельчаки… Результаты были не слишком обнадеживающими. Если подопытные вспоминали, как музыка звучала раньше, то неизменно жаловались, что после восстановления она тускла, бесчувственна. Возможно, они были правы.
– А возможно, это обычное дело для всех, – заметил Флойд. – У меня-то никто музыку не отнимал, но, черт возьми, когда мне было двадцать, она звучала совсем не так.
– Признаюсь, у меня схожие подозрения. Но, принимая во внимание причиненный нами вред, нам по меньшей мере стоит прислушаться к мнению пострадавших. Вполне вероятно, что восстановление и в самом деле неполноценно.
– А как насчет вас? Если вирус повсюду, то должны были заразиться и вы.
– Тело и мозг програ полны роботов, сдерживающих вирусы. Но вы, Флойд… Машин-то у вас нет… – Тунгуска замялся. – Раз уж зашла об этом речь, я должен предупредить…
– Что вирус может в любой момент забрести на огонек?
– Пока, думаю, для вас угрозы нет. Нужно контактировать с несколькими носителями, чтобы вирус укоренился надежно. Но если останетесь в системе, будете свободно передвигаться в обществе ретров – рано или поздно вирус доберется до вас.
Флойд всмотрелся в свое глянцевое отражение на фальшивой пластинке.
– И я потеряю музыку, как Ожье?
– Наверняка – если, конечно, вы не единственный из тысячи, способный противиться вирусу.
– Спасибо. Рад, что предупредили.
– Честно говоря, я не ожидал такой реакции, – удивился Тунгуска. – Возмущение, ненависть, упреки – да, но благодарность…
– Вам не кажется, что возмущаться и упрекать уже поздновато? Что сделано, то сделано. Я же вижу, вы не очень-то гордитесь вашими трюками с вирусом.
– Вы правы, – произнес Тунгуска с видимым облегчением. – Мы ни в малейшей степени не гордимся. И если я могу сделать что-нибудь для компенсации…
– Можете, пожалуй. Услуга-другая в знак дружбы не помешает. Но лучше потом, когда разберетесь с вашей войнушкой за Солнечную систему.
– Сперва нужно остановить Ниагару. В грузе было что-то, крайне необходимое ему. Но только он знал, что именно. Нам было бы трудно это найти, даже располагай мы оригинальным грузом или копиями с разрешением на порядок выше, чем те, которые сделала Кассандра. Но времени на детальное изучение у нее не было.
– Погодите-ка, – произнес Флойд, поворачивая пластинку. – Если у нее не было времени изучить груз, откуда взялось вот это?
– Диски копировать нетрудно, достаточно сделать голографическое сканирование дорожек. Гораздо сложнее провести микроскопическое обследование журналов, книг и газет, разыскивая спрятанное послание. Кассандра успела просканировать пластинки, но все бумажное было просмотрено лишь поверхностно.
Флойд покрутил в руках конверт:
– Если послание было на конверте пластинки, с таким копированием вы его упустили.
– Вы имеете в виду зашифрованные координаты АБО? Да, возможно, упустили. Но вы ведь уже знаете: координаты – лишь крошечный обрывок информации. Всего несколько цифр. Их легко спрятать где угодно.
– Значит, искать бесполезно.
– Наверное. Я просто подумал, что музыка поможет вам приятно скоротать время. Вы так ее любите…
– Да, обожаю. Спасибо за любезность. Но без того, на чем можно проигрывать пластинки…
– Да бросьте! – перебил Тунгуска, лукаво усмехаясь. – Уж не думаете ли вы, что я мог об этом забыть?
Он глянул за спину Флойда, и тот обернулся. Минуту назад столик рядом с приемником был пуст, а теперь на нем стоял приличный электрофон.
– Восхитительный фокус, – улыбнулся Флойд.
– Наслаждайтесь музыкой! Я вернусь, когда появятся свежие новости.
После его ухода Флойд уложил пластинку на диск проигрывателя, опустил алмазную иглу звукоснимателя на дорожку. Динамик молчал, лишь изредка потрескивали помехи. Потом зазвучала музыка. Звук трубы Армстронга, лившийся с волшебной легкостью, заполнил каюту. Рояль под пальцами Лила Хардина звенел ясно, чисто, свежо, точно дождь в жаркий день. Флойд улыбнулся. Слушать Сачмо – всегда удовольствие, в любом месте и времени. Но было в музыке что-то странноватое, обескураживающее и тревожащее. Может, страх за Ожье мешал нормально воспринимать ее? Нет, даже во флойдовской исцарапанной копии было больше жизни, чем в этой новой, с иголочки, поделке. Где-то между Парижем и кораблем Кассандры из музыки ушла самая ее соль. Флойд снял пластинку, вернул в конверт, затем покопался в ящике, нашел несколько записей джаза, попробовал их – и вскоре бросил неприятное занятие. Может, дело не в записях, а в проигрывателе или акустике каюты. Но что-то определенно не в порядке. Будто слушаешь, как кто-то высвистывает мелодию, но чуть-чуть не попадает в такт.
«Спасибо за музыку, Тунгуска», – подумал Флойд невесело.
Затем улегся на кровать, сцепив руки на затылке. Включил приемник – те же самые новости.
– Теперь можно поговорить с Ожье, – сообщил Тунгуска. – Но пожалуйста, не утомляйте ее. Она слишком многое перенесла за последние пару дней.
– Буду стелить как можно мягче.
– Что скажете про записи?
– Ну, они вполне приличные.
– В этом «ну» слышится многое.
– Тунгуска, вы уж извините, но с ними что-то не так. Может, проигрывателю нужна новая игла. Или дело во мне.
– Я просто хотел, чтобы вы чувствовали себя как дома.
– И я благодарен. Очень. Но не стоит так уж возиться со мной.
– Флойд, я восхищен вашим стоицизмом.
Тунгуска привел его в ярко освещенный белый покой корабельного лазарета:
– Оставлю вас наедине. Машины сообщат мне, если состояние Ожье ухудшится.
Он ушел прямо сквозь белую стену. Та закрылась за его спиной, словно потревоженное бланманже.
Ожье выглядела не вполне проснувшейся. Она сидела на кровати, окруженная густым, как туман, роем поблескивающих машин. Но Флойда узнала и, несмотря на очевидную крайнюю слабость, улыбнулась ему:
– Я уж думала, тебе никогда не позволят навестить меня. Начала уже беспокоиться: как ты там?
– Я в порядке, – заверил он, садясь на торчащий из пола вырост в форме гриба, затем взял Ожье за руку, погладил пальцы.
Ожидал, что Верити отдернет руку, но она цепко ухватила его кисть, будто отчаянно ждала возможности прикоснуться, ощутить человеческое тепло.
– Тунгуска хочет, чтобы ты отдохнула в тишине и покое, пока в голове все не разложится по полочкам.
– Кажется, я тут пролежала уже сто лет – и все время в ушах колокольный звон.
– А сейчас тебе лучше?
– Да. Но все равно еще чудится, будто во мне идет перманентный конгресс общества любителей поспорить.
– Наверное, это машины Кассандры. Кстати, ты помнишь, что произошло?
– Не все, – ответила она, смахнув влажную от пота прядь со лба. – Я помню смерть Кассандры… и почти ничего больше.
– Не забыла, как позволила машинам Кассандры угнездиться в твоей голове?
– Я тогда сильно испугалась чего-то, но знала, что должна согласиться. И не было времени обдумывать.
– Ты поступила очень храбро. Я горжусь тобой.
– Надеюсь, это стоило того.
– Никаких сомнений. По крайней мере, тогда их быть не могло. Ты понимаешь, где сейчас находишься?
– Да. Во всяком случае, когда я вижу, что не знаю чего-нибудь, нужное знание само оказывается в голове. Мы снова на корабле Кассандры, только сейчас им управляет Тунгуска.
– Думаешь, ему можно доверять?
– Разумеется! Это же… Хотя постой… – Она вдруг нахмурилась, засомневавшись. – Как я могу быть настолько уверенной в нем? Откуда так хорошо его знаю? Наверное, это воспоминания Кассандры… – Ожье тряхнула головой, поморщившись, словно укусила незрелый лимон. – Странные дела. И не уверена, что они мне нравятся.
– Тунгуска говорил, ты понравилась машинам Кассандры.
– Только не обещай, что они в моей голове навсегда. – Она попыталась сделать вид, что пошутила, но в голосе слышался страх.
– Думаю, это лишь до тех пор, пока не разрешится ситуация, – пообещал Флойд, стараясь придать твердости тону. – Помнишь шлюпку, которую, по словам Кассандры, должны были непременно перехватить?
