снова устроила всем нагоняй.
– Разве я некрасива? – Спросила Моринна на следующий день, позвав Вернера на террасу близ дворца по ту сторону её покоев.
– Красива, госпожа. – Ответил ей тот.
– Тогда почему ты ни рыба, ни мясо?
Мальчик молчал.
– Кто она? – Спросила опять принцесса, подходя ближе и глядя прямо в глаза. – Любишь её?
Тот покраснел и словно воды в рот набрал.
– Я глядела в волшебный пруд. – Сказала девочка. – Её зовут Эрика. Я видела, как она сидит и греется у костра в какой-то пещере. Рядом ослик, а подле пещеры снуёт туда-сюда некий старый дед в изорванной робе. Они все – твои друзья?
Вернер кивнул.
– А вот у меня нет друзей! – Возвысила голос Моринна и заревела. – Никому я не нужна, никто не играет со мной. Меня боятся, но не любят. Неужели я такая плохая? Скажи! Ну, отвечай же! А я подумаю и, так и быть, тебя отпущу.
– Вы совсем не плохая, госпожа. – Нашёлся тогда Вернер, утешая принцессу. – Вы просто немного вредная, и всё. Вы не просите, но требуете; это не одно и то же. Я не увидел в вас ненависти, а это немало; так, небольшая злоба.
Моринна затихла.
– Вы добрая. – Продолжал Вернер. – Вам просто скучно во дворце; то внимание, что вам оказано, оно со стороны всяких нянек и слуг, а надобно б играть с такими же, как вы сами. Но тут я бессилен, я всего лишь сын кузнеца. Наверное, это удел всех особ вашего положения – одиночество. Почему вы не играете с подругами в саду?
– Потому что иерархия! – Всхлипнула принцесса. – Я просто обязана соблюдать кем-то предписанные нормы и стандарты. «Сядь так, скажи эдак. Спинку ровно, локти не на стол…». Я так устала от всех этих норм приличия! Я не могу пригласить кого-то со двора, потому что так не принято. Зато должна, даже обязана напустить важную мину и присутствовать на церемониях всякого рода. Я должна подать руку только принцу, герцогу или маркизу, потому что года через два меня отдадут замуж, а выбирать нужно уже сейчас…
Вытерев слёзы, Моринна предложила:
– Сыграешь со мной в шахматы напоследок?
Вернер с радостью согласился, хотя понятия не имел, что это такое. Но приободрившаяся принцесса всё ему показала, всему научила.
Чуть позже девочка пригласила сына кузнеца в библиотеку. Взяв с полки одну книгу и стряхнув с неё пыль, принцесса протянула её мальчику.
– Говорят, книга – лучший подарок. Это записки одного лесничего, который на каждой странице своего труда расписал про житие-бытие каждой букашки, каждой травинки. Бери же, и помни обо мне. И знай: даже если наши королевства и враждуют, то не все мы вам враги; у тебя тут друзья. Хоть мне и влетит за тебя, мне всё равно.
Вернер горячо поблагодарил Моринну, и отправился было в путь, но ту словно осенило.
– Ты хоть знаешь, куда держать путь?
– Нет. Последний раз, когда я шёл так далеко, мои ноги привели меня аж в Вальдбург…
Тогда Моринна поспешила в королевскую конюшню, знаком велела конюхам молчать, и вывела оттуда красивого белоснежного гиппогрифа, гладя того по спине.
– Вот, держи и береги его. Это всё, что я могу для тебя сделать. Наверное, он знает, где ваше поместье? Только по прибытии отпусти его; пусть возвращается назад…
Сев на гиппогрифа, Вернер, держа в руках подаренную книгу, ещё раз попрощался с принцессой Моринной. Та, постояв немного и помахав ручкой, вернулась в свой дворец. Она была рада, что обрела друга, пускай и на столь короткий срок; неизвестно ведь, когда вновь они свидятся – быть может, и вовсе никогда.
Гиппогриф, взмыв в воздух, полетел на запад, вереща что-то на глосса птеранто.
Летя, юнец размышлял.
Ах, как же он рад, что летит в родные края! Что случилось после войны? Что сталось с жителями? Если принцесса разглядела в пруду Эрику, ослика Ханимуша и друида Алайсиага – может быть, они ещё живы?
Из прошедшего неделей ранее столкновения не вышел победителем никто: Тотенхайм и Вёллерланд понесли тяжёлые потери; сильно помятые в противостоянии эльфы Длинного Острова и эльфы Зелёного Острова убрались восвояси, несолоно хлебавши. Все гномы попрятались по подгорным тоннелям и лабиринтам, зализывая свои раны. Что же до Кронхайма, то этому королевству столько выпало, что страшно вспомнить, страшно перечислить. А Магнус-Казаан, растеряв большую часть своей магии, укрылся в своём замке, Кэстлинге – должно пройти время, прежде чем он снова явит свою мощь…
Постепенно и земли, и люди, и животные-растения королевства оправлялись от выпавших на их долю невзгод. Деревья и кустарники снова начали цвести и плодоносить. Снова запахло цветами. Домашний скот стал набирать вес. Дома отстраивались заново; налаживалось хозяйство, производство.
Королевой Кронхайма стала Аделина. Точнее, она и до гибели Адальберта ей была, но отныне Аделина принимает все решения; она – первое лицо. Герцога Альберта бросили в темницу за попытку отравления королевы мышьяком. Лучник Леонхард скончался от ран. Трактирщица Эрна умерла, не выдержав всех тягот судьбы. Харальд жив и невредим; всё так же мечтает о принцессе Каролине. Тиль-ландграф опять в разъезде – помогает словом и делом восстанавливаться различным местам королевства: то дерево посадит, то избу починит, то ещё что-нибудь подлатает; не сидит без дела.
Гиппогриф доставил Вернера прямёхонько в поместье Блюменталь. Мальчик погладил славное животное, и отпустил, как того просила Моринна. Гиппогриф улетел на восток, скрывшись за горизонтом.
А сын кузнеца, идя по поместью, не узнавал его. Где улыбчивые лица? Где мельница? Где таверна? Куда всё подевалось? Куда же всё исчезло… Никто с ним не поздоровался; никто ни о чём не спросил.
Обнаружив ручей, юнец присел напиться из него водицы, и тут услышал следующее:
– Вода – уникальное вещество: ей можно напиться, ей можно умыться, в ней можно помыться; она смоет всякую грязь. Она входит в состав многих блюд. Мы должны дорожить ей.
Вернеру почудилось, что с ним говорит сам ручей. Он поднял глаза.
Друид (а это был он) расхохотался и по-отечески положил свою ладонь тому на плечо.
– То же могу сказать о земле, огне и воздухе. Эти четыре элемента основные! Пойдём, мой мальчик; давненько тебя тут не было!
Лекарь-аскет пригласил сына кузнеца в свою обитель, в своё скромное пристанище.
– Чем богаты. – Протянул Алайсиаг мальчику какую-то похлёбку, которая только что сварилась в котелке на огне.
– Ой, а кто там? – Спросил Вернер, заприметив в углу чей-то силуэт.
– Угости её. – Нахмурился тут старик. – Она сегодня ещё не ела; ни вчера, ни третьего дня. Может,
