наткнулся на манускрипт пятого века, написанный письменами брахми и описывающий амулеты, позволявшие "посвященному" читать мысли людей, находить и преследовать человека, имея всего лишь капельку его крови, защищаться от чужого воздействия на разум, "отводить глаза", т.е. проходить сквозь толпы людей, оставаясь незамеченным ими. То есть, эти амулеты воспроизводили все те дары, которые, в том или ином сочетании, раскрывались в представителях рода Ренкиных. Сохраняя известный скепсис (слишком уж много пустышек и откровенных подделок прошло через его руки) и поддакивая в этом доктору Хернлу, Ренкин оставлял шанс процентов в десять-двадцать на то, что в этот раз ему удастся найти что-нибудь действительно интересное.
С момента выхода отряда за пределы последнего островка цивилизации, города Ния, Тома Ренкина не покидало ощущение, что охотников за древностями ждут большие неприятности. Засада? Ловушка? Обвал? Завал? Ренкин не мог сказать точно, поэтому и не видел возможности как-то предупредить командира отряда, полковника Белью. Выходец из кокни, Белью предвзято относился к потомственной аристократии и никогда не упускал возможности показать всю глубину пропасти между боевым офицером и кабинетной крысой, получившей свою должность волею случайности рождения и положения.
Остались позади рощицы пирамидальных тополей, заросли чахлого кустарника. Галечную почву сменила песчаное море, где "волны" барханов доходили в высоту до десятков метров. Ветер усилился, и видимость сразу же снизилась до нескольких десятков метров. Пыль, которая за полтора часа путешествия сквозь барханы успела забиться во все щели и складки одежды, как европейского, так и местного покроя, наконец, пробила и кустарные повязки, под которыми путники пытались укрыть свои лица. Открыть глаза или рот даже на несколько секунд стало решительно невозможно.
"Сейчас начнется", - подумал Ренкин, пряча лицо под воротом халата полувоенного покроя, принятого к ношению офицерским составом британской индийской армии. Сделав вид, что оступился, разведчик упал ничком и стал аккуратно, маскируя свои действия под беспорядочные движения конечностями, закапываться в песок. Не прошло и полминуты, как подозрения Ренкина обрели под собой реальную основу. Посреди барханов, в дополнение к песчаной буре, разразилась огненная. Выстрелы из кремневых ружей перемежались намного более частыми, и, по всей видимости, более точными. В считанные секунды отряд, не готовый к засаде и не имеющий вокруг себя никаких естественных укрытий, перестал существовать.
- Раненых не добивать! Обыскать всех! Максут, переводи! - раздался голос на одном из многих европейских языков, которые Ренкин знал.
"Русские? Значит, не зря снарядили экспедицию... Вот только готовиться надо было лучше. Хотя кто мог знать, что, кроме кремневых ружей, аборигены будут вооружены не только устаревшими "Berdan rifles" русского производства, но и новейшими винтовками Мосина?" - эти мысли проносились в голове британца как бы фоном. - "Если выживу, русским не избежать скандала!" То, что его возьмут в плен, а потом обменяют на русского разведчика уровнем не ниже Пржевальского (других наш герой просто не знал), Ренкин уже принял как данность. А уж то, что ему, резиденту в Кашмире, прохлопавшему поставки уйгурам современного стрелкового оружия, не поставят это в вину, и подавно не вызывало у него никаких сомнений. Тем более, что, наверняка тут замешана чья-то инициатива снизу. Например, кто-то решил, что новое оружие следует испытать в условиях, наименее рискованных для интересов Отечества. Как сказали бы спустя полвека, "малой кровью и на чужой территории".
Шаги аборигенов, выполнявших указание русского командира, постепенно приближались. В этот момент произошло нечто, что не только перевернуло ход противостояния в барханах, но и навсегда изменило жизнь молодого британского офицера.
- О Господи, что это? - послышался возглас того же человека, видимо, русского командира.
Ему вторили вопли и ругательства на русском и тюркском языках. Ренкин осторожно поднял голову вверх. Узкую ложбину между барханами, ставшую ловушкой для англичан, заливал мертвенно-холодный голубоватый свет. Его источник терялся в пыльной мгле, но явно находился где-то выше барханов.
"Воздушный шар? Третья сила? Иначе в голосе русских не сквозил бы такой ужас..." - на этой мысли Ренкин потерял сознание.
Земля, на борту десантного бота Содружества
Том Ренкин медленно приходил в себя. Речь на совершенно непонятном языке, ощущение, что в его голове кто-то копается, чистейший воздух, в котором совершенно отсутствовали привычные уже ароматы юрт и чайхан. Все это заставляло разведчика беспокоиться не на шутку.
"Уже лучше бы к русским попасть. Там хоть понятно, чего ожидать. Эти простодушные варвары, преклоняющиеся перед европейской цивилизацией и принимающие ее нормы за чистую монету, не стали бы попусту издеваться над пленником, принадлежащем цивилизованной нации. Допросили бы спустя рукава да и отправили по этапу для последующего обмена. А эти... Такое ощущение, что окружающие меня люди относятся ко мне не лучше, чем я - к пленным тюркам или индусам." - Ренкина и в этой ситуации не подводил его природный дар. Не понимая ни слова из того, что говорят окружающие, он, тем не менее, чувствовал их отношение к себе.
Спустя полминуты британец понял, что лежит обнаженным в каком-то узком пенале. Гроб? Нет, вряд ли. Чувство смертельной опасности, завывавшее волком, когда он лежал посреди барханов под шквальным огнем русских и их наемников, сейчас молчало. Оставалось только запастись терпением.
Наконец, полупрозрачная, впрочем, пропускавшая только свет крышка "гроба" медленно... растворилась, растаяла, как будто ее и не было. Ожидавший раскрытия створок или отъезжающего в сторону матового "стекла", Ренкин на секунду остолбенел. И не заметил, как чья-то рука быстро сунула ему в ухо каку-то горошину. Офицер хотел было дернуться, но... не смог. Тело застыло как парализованное. Это состояние длилось несколько минут, показавшихся беспомощному европейцу часами. После чего тело "отпустило", а его хозяин услышал вопрос:
- Вы понимаете меня? Можете говорить?
Вместо ответа Ренкин медленно поднял глаза. Над его затылком стоял человек. А человек ли? Огромные миндалевидные глаза, слегка заостренные уши. Надменный взгляд, сразу показывающий, кто здесь дикарь, а кто - цивилизатор. Привыкший считать себя представителем расы господ, Ренкин испытал чувство унижения и хотел было бросить пренебрежительно, "я вас слушаю", но вместо этого, с каким-то сдавленным хрипом пробормотал:
- Да... Понимаю... Кто вы? Что вы хотите со мной сделать?
Только договорив свою фразу до конца, Ренкин заметил нечто, никак не вписывающееся в его картину мира. Он произносил слова языка, совершенно ему незнакомого, это чувствовалось как по фонетике, так и по построению предложений. Однако, землянин действительно понимал этот язык и мог говорить на нем. Одновременно он придумал лестное для себя объяснение своего униженно-жалкого вопрошания: "если ты силен, покажи, что ты слаб". Тем более, что определение "силен" в данном случае звучало явным преувеличением.
"Цивилизатор" не удостоил своего пленника ответом. Вместо этого он кивнул, с явным выражением
