протянул старейшина, сжимая в кулаке принятое от бородокосого богатство и глуповато улыбаясь. Правда, длился его восторженный ступор совсем недолго. Несколько мгновений понадобилось здоровяку, чтобы взять себя в руки, стереть улыбку с лица и спрятать жемчуг в висящий на поясе кожаный мешочек.
Напоследок он ещё раз пристально посмотрел на белые шарики на своей ладони, словно хотел удостовериться, что бесценное сокровище не исчезло.
— Кхм… Што ж, плата достойная! Принимаю и признаю, што хоть павших энтим не возвернуть, но живым большая подмога от сего дара! — набравшим силу голосом заключил Анисим и стоявшие рядом войны согласно закивали головами. — Передай энтим своим людям, што нет боле за ними долга, такоже и на крестнике твоем нету вины.
Бородокосый молча кивнул в ответ.
А мне, все это время, в молчаливом ожидании, наблюдавшем за переговорами, вдруг пришло в голову, что именно за этим и пришёл старейшина. Показавшийся сначала грозным предводителем, готовым за свой народ рубить головы и сажать на кол, в дальнейшем по ходу разговора он так резко переключился с гневного негодования разъяренного военачальника, на ехидно-оценочное подначивание торговца, что стала понятна изначальная цель визита увязавшегося за знахаркой Анисима. Здоровяк хотел просто-напросто получить материальную компенсацию за погибших воинов.
Только неясно, что именно хотел у нас реквизировать хитрый старейшина. Откуда ему было знать, что внезапно из будущего появятся мои странные соратники и заплатят белым жемчугом за то, что натворили одержимые в поселке. Значит, он хотел получить что-то из нашего с крестным имущества. Ума не приложу, что именно. Что, явно небедному Анисиму, возглавляющему целое поселение, могло понадобиться от двух бродяг-оборванцев?! Загадка!
— А што за люди таки, с коими вы тута якшаетеся? Откуда? Чьего роду-племени? Чем живут? — после небольшой паузы, с почти незаметной ноткой подобострастия в голосе, начал расспрашивать Анисим. Спрашивал он одно, а в пытливом взгляде хитро прищуренных глаз читалось другое: где найти этих, богатых белым жемчугом, людей? При этом, намерение любым способом отнять спрятанное в чужих карманах богатство читалось во взгляде не менее отчетливо.
— Издалече оне. Сам толком ничаго об их не знаю, а што знаю, толком не понимаю. Да и откель знать, коли энто Пустого вона знакомцы. Тока и он их не помнит, с памятью у его ж беда.
— Чудные у твово крестника знакомцы! — Здоровяк перевел взгляд на меня, оглядел внимательно, словно пытаясь найти ответ в моем облике.
— Уж каки есть. — пожал плечами крестный.
— Сами то дальше чего делать думаете? — помолчав немного, спросил старейшина. — А то айда к нам. Мы с тобой, повздорили, Прохор, прогнал я тебя, но то в сердцах, не подумавши. Прости, коли обидел! Но ты и сам понять должон! Не можно было по иньшему решить! Но теперича уж конец спору, я тебя простил, и ты обиды не держи! Вертайтесь вместе с крестником, нам добры вои счас ого-го как нужны, сам понимать должон. Ну?
— За предложенье благодарен, но принять пока не могем. Дело у нас с Пустым, суръезное. Коли живы останемся, можа и воротимся. А, Пустой? — бородокосый обернулся, удовлетворительно хмыкнул на мой ответ в виде пожатия плечами и продолжил. — Ну да, у его тама со своими можа што срастеца, али прошлое вспомнит.
— А што за дело-то? Мож помочь?
— Да не, путь неблизкий у нас впереди, но тама нас Пустого товарищи дожидаца будут. Оне ребята суръезныя! Справимся, пожалуй. А коли с ими не управимся, так никто с энтим делом и подавно не управица! Так я разумею!
— Это те самые… — Анисим похлопал по мешочку с жемчужинами и, получив утвердительный кивок от крестного, добавил задумчиво. — Так вы пешком что-ли?
— На лодке, по реке вона. — махнул рукой в сторону бородокосый.
Старейшина проследил глазами в указанном направлении, перевел взгляд на нас, снова на реку. При этом на лице здоровяка отразилась напряженная работа мысли, словно именно сейчас он принимал какое-то важное решение.
— По суше оно можа и быстрее выйдет, но на воде всяко покойнее. Так што по реке и пойдём. — продолжил крестный, не обращая внимания на раздумья собеседника. — Мимо Красного торжища, почитай, до самого Святолесья плыть. А тама уж пехом немного останеца.
— Докуда? — вынырнув из своих мыслей, спросил старейшина заинтересованно.
— Да тама… недалече от Гор Погибели. — неохотно произнёс бородокосый.
— Ого! Што вы там забыли-то, в энтом месте проклятом?
— Я-то ничего не забыл, энто у Пустого со товарищи дела там каки-то.
— Сгинете же! — после упоминания цели нашего путешествия, Анисим не на шутку разволновался. Раньше в разговоре он мог более-менее следить за словами и голосом, хитрить, иногда добавляя напускного негодования или показного дружелюбия. Теперь же в голосе здоровяка проскакивали ноты неподдельной тревоги, а может даже и страха.
Слыша неожиданно дрогнувший голос старейшины, а также побелевшие лица воинов, стоящих за его спиной, я вдруг осознал, что цель, к которой мы так стремимся и впрямь может оказаться настолько опасной, что все, случившееся ранее, в сравнении с ней, покажется милой сказочкой, рассказанной, доброй бабушкой любимому внуку, перед сном.
Едва только закончился разговор о тех самых Горах погибели, как Анисим резко засобирался в дорогу, сославшись на важные и срочные дела. И, по-скорому попрощавшись, умчался куда-то вдаль вместе с дружиной. Поверить в суеверный ужас, заставивший бывалого воина бежать куда глаза глядят, было сложно. Тут было что другое. И узнать, что именно вряд ли удастся.
В облаке пыли, поднятой копытами лошадей, повис ворох вопросов, так и оставшихся незаданными во время разговора.
— Напрасно ты, Прохор, про путь ваш ему сказывал. — произнесла знахарка, глядя вслед удалившемуся старейшине с отрядом.
— Сказал и сказал. Чегой напрасно-то?
— Недоброе он замыслил.
— Да чегой мелешь?! Миром с им разошлися, дажить воротица звал.
— Он потому мириться с тобою стал, што откуп великий получил. А сюда сбирался совсем с другим умыслом.
— С каким энто? Голову рубить штоль?! — хохотнул крестный.
— А хоть и рубить. Да и меч, коим ты крестника своего одарил, отнять сбирался. Он на тот меч давно глаз положил, и так и эдак у тебя его выманить пытался, сам помнить должен.
— Помню, как не помнить-то. Токмо меч энтот не его ума дело! Да и головы рубить надыть постараца, а то сам могешь без головы остаца! — враз посмурнев, с вызовом ответил бородокосый.
— Потому-то Анисим и пришёл с дружиной. Знает, что сам с тобою не управится. Да и крестник твой не так прост, как кажется. Как-то ведь выжил он в той сече, в
