При очередной вспышке он посмотрел на наручные часы и встревожился, обнаружив, что сильно запаздывает. В его распоряжении было менее сорока минут, чтобы добраться до Лоры, прежде чем она погибнет. Если он задержится и прибудет слишком поздно, то уже не сможет никогда и ничего изменить.
И хотя последние блестящие молнии продолжали рассекать облачное небо, а оглушительные раскаты грома все еще отдавались многократным эхом среди далеких вершин и хребтов, он вышел из укрытия и поспешил вниз по склону, покрытому глубокими сугробами, где ноги увязали по колено. Снег был покрыт ледяной коркой, пробиваемой с каждым шагом, что замедляло ход, как будто он брел по глубокой воде. Дважды он падал, и снег набился ему в сапоги, а яростный ветер валил с ног, словно разумное существо, которое решило с ним покончить. К тому времени, как он дошел до конца поля и перебрался через снежный вал на обочине асфальтированного шоссе с двухполосным движением, ведущего в одну сторону к Эрроухед, а в другую в Биг-Бэр, его бушлат и брюки покрылись мерзлым снегом, а ноги заледенели. Он потерял целых пять минут.
Недавно прошел снегоочиститель, и шоссе было чистым, если не считать вихрящихся легких снежинок, которые изменчивый ветер крутил над асфальтом то в одну, то в другую сторону. Но чувствовалось, что близится пурга. Снежинки уменьшились в размерах и посыпались гуще. Скоро дорога станет опасной для движения.
Штефан заметил на обочине доску: «Озеро Эрроухед, одна миля» и со страхом обнаружил, что находится от Лоры куда дальше, чем предполагал.
Прищурившись от ветра, он посмотрел на север и разглядел в мрачной мгле теплое сияние электрических фонарей: одноэтажное здание со стоянкой для автомобилей находилось от него справа, примерно в трехстах ярдах. Он двинулся в этом направлении, опустив голову, спасая лицо от порывов ледяного ветра.
Ему нужна была машина. Лоре оставалось жить всего полчаса, и до нее было десять миль.
В субботу шестнадцатого июля 1977 года, через пять месяцев после их первого свидания и через полтора месяца после окончания колледжа, Лора вышла замуж за Данни Паккарда. Гражданское бракосочетание состоялось в кабинете местного судьи. Гостей, они же и свидетели, было только двое: отец Данни Сэм Паккард и Тельма Аккерсон.
Сэм был представительным седым мужчиной ростом около шести футов, но в присутствии сына он выглядел низкорослым. Всю короткую церемонию он проплакал, и Данни без конца поворачивался и спрашивал:
– Как ты там, папа? – Сэм кивал головой, сморкался и говорил, чтобы они продолжали, но через секунду снова начинал плакать, и Данни снова о нем беспокоился, а Сэм громогласно, как иерихонская труба, сморкался.
Судья сказал:
– Послушайте, молодой человек, ваш отец плачет от радости, так что не будем задерживаться, меня еще три пары ждут.
Но даже если бы отец жениха не заливался слезами, а жених не был великаном с добрым сердцем младенца, то все равно это была бы незабываемая свадебная церемония из-за присутствия Тельмы. У Тельмы была удивительная прическа, волосы выстрижены клоками, торчавшими в разные стороны, а пряди на лбу покрашены в лиловый цвет. В самый разгар лета, да еще на свадьбу, она надела красные лодочки на высоком каблуке, черные брюки в обтяжку и черную блузку, специально разодранную во многих местах, а вместо пояса подхваченную стальной цепью. Вокруг глаз были густо наложены фиолетовые тени, на губах кроваво-красная помада, в одном ухе серьга, похожая на рыболовный крючок.
После церемонии, когда Данни о чем-то договаривался с отцом, Тельма уединилась с Лорой в уголке вестибюля здания суда и объяснила свой странный вид:
– Это значит одеться под панка, в Англии это сейчас самое-самое. Здесь еще никто этого не носит, но через пару лет все будут одеты по этой моде. А потом это здорово подходит для моего номера. Я выгляжу пугалом, и стоит мне только появиться на сцене, как публика уже падает от смеха. И мне это тоже очень на руку. Будем говорить прямо, Шейн, годы меня не красят. Господи, если бы уродство считалось болезнью, то я была бы среди первых пациентов. Что касается стиля панк, то у него есть свои преимущества: с помощью косметики поярче и прически почудней можно совершенно преобразить себя, и никто не заметит, какая ты невзрачная, нужно только, чтобы ты выглядела фантастично. Господи, Шейн, какой же он большой, этот твой Данни. Ты много рассказывала о нем по телефону, но никогда не обмолвилась, что он такой огромный. Обряди его в костюм гориллы и дай погулять по Нью-Йорку, снимай все на пленку, и вот тебе готовый фильм ужасов, и не надо тратиться на постройку миниатюрных декораций. Так, значит, ты его любишь?
– Я его обожаю, – ответила Лора. – Он не только большой, но и добрый, может, из-за всех жестокостей, что он видел во Вьетнаме, да и сам принимал в них участие, а может быть, потому, что у него всегда было доброе сердце. Он очень ласковый, Тельма, очень внимательный, и потом он считает меня одним из лучших авторов на свете.
– А помнишь, когда он одаривал тебя жабами, ты считала его психопатом.
– Небольшая ошибка в суждении.
Двое полицейских провели через вестибюль молодого мужчину в наручниках по пути в один из судейских залов. Арестованный внимательно оглядел Тельму и сказал:
– Эй, детка, может, займемся?
– Вот оно, неотразимое обаяние Аккерсонов, – сказала Тельма. – Тебе достался одновременно греческий бог, милый плюшевый мишка и верный раб, а я получаю гнусные предложения от подонков общества. Но если хорошенько подумать, то у меня вообще не было никаких предложений, так что все еще впереди!
– Не надо принижать себя, Тельма. Не преувеличивай. Обязательно найдется хороший человек, который поймет, какое ты сокровище.
– Это наверняка будет Чарльз Мэнсон, если, конечно, его досрочно выпустят.
– Да нет же. Вот увидишь, ты будешь такой же счастливой. Я в этом уверена. Это твоя судьба, Тельма.
– Господи, Шейн, ты становишься неизлечимой оптимисткой. А как насчет той молнии? А все те глубокомысленные разговоры, которые мы вели на полу нашей комнаты в приюте, помнишь? Мы тогда решили, что жизнь – это комедия абсурда и что время от времени, для равновесия, она внезапно нарушается моментами трагедии, чтобы по контрасту сделать смешное еще более смешным.
– Может быть, это была последняя такая молния в моей жизни, – сказала Лора.
Тельма внимательно посмотрела на нее.
– Я тебя знаю, Шейн, надеюсь, что этот настрой на счастье не обернется для тебя разочарованием. Надеюсь, ты забыла о прошлом, девочка, да я в этом и не сомневаюсь. Пожелаю только, чтобы в твоей жизни не было больше этих самых молний.
