поднять и на невинного церосова прислужника. И дело даже не в клятвах. Оставалось лишь убегать, петляя коридорами, бесконечными и запутанными, как система кровотока.
Астервейг сказал, что церос Найрим-иссан задумал ересь. Сказал, что все Вассалы во главе со своим наставником должны предстать пред церосом и обозначить своё несогласие с его волей отменить Йамараны. Если он не хочет слушать своих таинников, то послушать свою армию он должен, иначе останется без защиты, когда вести о его еретическом решении дойдут до крестьян и горожан, истово блюдущих заветы Первовечного. Если церос их не послушает, сами Вассалы останутся не у дел — это не прозвучало, но все поняли: без Йамаранов в Чёрном Братстве рано или поздно не останется смысла, все станут обычными бревитами.
— Истинное мужество — это не только защита своей страны от иноземных находников, — говорил Астервейг. — Истинное мужество — защита страны и от неразумных решений её правителя!
Найрим-иссан принял Астервейга и часть своих — его! — Вассалов поздно вечером в зале для торжеств. Он не знал, что остальная его гвардия не просто осталась ждать у ворот твердыни, а перекрыла все её входы и отрезала возможность сбежать или позвать на помощь тем, кто оказался в ней заперт. Тем временем Астервейг сотрясал холодный мрамор зала для торжеств впечатляющей речью о возможных последствиях церосова решения и о том, что отмена ритуала Превоплощения повлечёт за собой неминуемый крах религии, власти и в конце концов — Гриалии. На его последний, пропитанный пламенной мольбой вопрос, не отступится ли Найрим-иссан от этого пагубного решения, церос ответил твёрдо: не отступится, и опасения Астервейга по поводу краха — безосновательны.
— Это моя воля, не пустой каприз, а продуманный шаг, и вы, как и весь народ Гриалии, должны принять её, как волю Первовечного. — Найрим-иссан протянул Астервейгу руку, чтобы тот поцеловал его перстень в знак согласия и повиновения.
Астервейг шагнул ближе к протянутой руке.
— Но если на ваше решение нет воли Первовечного, он же не допустит его исполнения? — вкрадчиво спросил он.
Найрим устало приподнял уголки губ в выхолощенной улыбке.
— Безусловно, наставник. Первовечный не допускает решений, противных его воле, но в нашем случае он не воспрепятствовал — уже завтра новый закон зачитают на главной площади Хисарета.
Астервейг слегка поклонился. Молниеносное движение его рук, выхвативших Йамараны, смогли отследить только Вассалы, и то не все. Он быстрым широким жестом скрестил руки, навстречь взмахнув клинками, и сразу убрал Йамараны в ножны.
— Первовечный не допускает решений, противных его воле. Церос, готовый погубить страну собственной глупой прихотью, не достоин представлять его в Бытии. Вы только что видели, как Первовечный передал власть — и голову прежнего цероса — в руки своего нового помазанника, — спокойно сказал Астервейг и запустил пальцы в тёмные кудри Найрима. — Помазанника кровью.
Кто-то ахнул, когда голова цероса со звуком, похожим на смачный, слюнявый поцелуй, отделилась от шеи по тонкой, исключительно ровной линии среза и осталась в руке наставника Чёрных Вассалов. У Тшеры не хватило сил даже ахнуть — где-то внутри горла замкнулись раскалённые клещи, а ещё одни — в животе.
Тац-тац-тац — срывались с Найримовой шеи капли переспелой вишни, разбиваясь кляксами о каменный пол у его трона.
Перед глазами Тшеры поплыла тёмная хмарь. Разум отказывался верить в то, что видели её глаза, и проще было потерять зрение прямо здесь и сейчас или потерять разум, чем осознать случившееся.
Тац-тац-тац… А церос — его голова, которую наставник так и держал перед своими Вассалами за волосы на вытянутой руке — продолжал смотреть — теперь уже на них — как смотрел на Астервейга, когда протягивал ему для поцелуя свой перстень: с лёгким раздражением и досадой.
Тац-тац-тац… И досада, и раздражение в его стекленеющих глазах будто схватывались корочкой льда.
Тац-тац-тац…
Личная гвардия цероса пришла не просить его, а убить…
Астервейг отпустил голову Найрима, и она, глухо грохнув, прокатилась по полу, оставляя за собой след из тёмных брызг. Сняв с обезглавленного тела церосов перстень, надел его на свою руку и поднял её над головой, растопырив пальцы. В глубине тёмного рубина сверкнули отблески светильников, горящих возле трона.
— Отныне я, Астервейг-иссан, церос Гриалии, наместник Первовечного в Бытии, ваш отец, владыка и учитель.
Его голос звучал холодно и властно, и Тшере показалось, что от этого голоса мраморные стены покрылись сетью тонких трещин.
— Удостоверьтесь, что в твердыне не найдётся тех, кто желал бы мне зла. Арва, ты за старшего.
«…и если найдётся — вы знаете, что с ними делать».
— Ну где же ты, птенчик? Не бойся, я тебя не сразу убью, сперва приголублю.
Голос Арвы раздался совсем близко, и Тшера рванула вниз по коридору, но резко остановилась. Бесконечно убегать не получится. Ей придётся либо поднять на Арву Йамаран, либо умереть самой. А Арва, хоть и, как она, Чёрный Вассал, но для Тшеры не дороже собственной жизни.
«Хватит!»
Тяжело дыша, она стояла в полумраке коридора, сливаясь чёрным одеянием с темнотой, лишь поблёскивали клинки-перья, сжатые в опущенных руках. Глаза настороженно следили за вырастающей из-за поворота длинной тенью. Густая чёрная коса, по привычке заплетённая вольно, совсем растрепалась. Она ощутимой тяжестью лежала на плече; выбившиеся у лица пряди щекотали лоб, липли к взмокшим вискам; перехваченный истрёпанной тёмной тесёмкой кончик покачивался чуть выше колен в такт дыханию. Драться с ней неудобно, и Тшера обычно завязывала косу в узел на затылке, но кто же знал, что сегодняшним вечером ей придётся драться. Она повела плечом, и коса скользнула за спину. Растущая из-за поворота тень наползла на стену и упёрлась в потолок. На том конце коридора появился Арва. В полумраке ломаным высверком обозначились в кривой улыбке его белые зубы.
— Ну здравствуй, птенчик.
Где-то внутри собственного черепа Тшера услышала, как скрипнули её зубы.
Коридора между ними с Арвой ей хватило, чтобы взять разбег, подпрыгнуть и, оттолкнувшись ногами от стены, налететь на противника сверху. Арва попытался принять её на свои Йамараны, но те скользнули мимо, чиркнув по мантии. Тшера, пикируя сверху, врезала ему обеими ногами в грудь, но клинками тоже промахнулась: Ньед рассёк падающему Арве ухо, а Мьёр скользнул по защитному кожаному жилету под плащ-мантией. Тшера приземлилась на руки, кувырком взвилась на ноги, перехватила Йамараны, крутанув их на темляках, и вновь бросилась на едва поднявшегося Арву.
Звон Йамаранов о Йамараны резал слух непривычно высокими нотами: прозрачными, хрустальными, разрывающимися тонкими осколками, и каждый осколок входил глубоко под кожу, достигая вен. Спустя несколько секунд Тшере казалось, что теперь вместо крови по её венам текут иглы и впиваются в плоть, режут её изнутри. Арва
