Наша же точка назначения лежит в трех сотнях километров к западу от этого исполинского провала, у истока реки Стикс-Косинус. Так что облака эти уже сами по себе – атмосферная аномалия, и легко заподозрить, что под ними скрывается аномалия наземная.
Не спрашивая лишний раз у Дофинова, самостоятельно связываю темную облачную кляксу с тем самым гравимагнитным стационаром, также известным как «трешка». (Вскоре окажется – связал правильно.)
Входим в облако, с оглушительным ревом кромсаем его раскаленными ножами наших крыльев из жаропрочного макрокомпозита Т-2.
Еще мгновение – и бескрайнее рыжее плато Глагола бросается прямо в лобовое стекло моей кабины.
А по самому центру, там, где горит оранжевая хризантема плазмоида вокруг носового обтекателя, – аномалия. Призрачное золотистое сияние растекается змеистым муаром от багрово-черного центра к нежно-голубым краям.
Чем-то аномалия напоминает шляпку трайтаонского сумчатого гриба (есть там такие, их передачи про природу любят, потому что они вроде как живородящие, что среди грибов, мягко скажем, нечасто встречается). Но скорость наша настолько велика, что ни насладиться мрачным великолепием зрелища, ни даже впечатленно ахнуть я не успеваю – шутка ли, пять километров в секунду!
Секунда и… бам!
Я в полнейшем изумлении наблюдаю клубы пыли за бронестеклом кабины.
А в этом пылевом облаке лежит мой «Орлан»… Лежит на поверхности Глагола!
При этом мы находимся в состоянии невесомости! Его ни с чем не спутаешь!
– Едрена матрена, – ахнул я.
– Не говори, командир… Я сам охренел, – это был Цапко.
– Напоминает аттракцион «Парашютист», я его в детстве любил, – трещал Лобановский. – Там, на вышке, тебя сталкивают в вертикальную шахту, как есть, без парашюта. И создают противоток воздуха такой силы, что ты быстро упасть никак не можешь. И падаешь ме-е-едленно…
– А почему «Парашютист», если парашюта нет? – мрачно спросил Княжин.
– Кто его знает! Может, это намек, что парашют не раскрылся? У народа, который парки развлечений разрабатывает, чувство юмора специфическое. Помню, был детский аттракцион «В кишечнике у выхухоля Севы»… По сути, извилистая горка, но только без света и со звуками.
Потом летели по Кобре. Так назывался змеистый трехсоткилометровый разлом, тянущийся от гравимагнитного стационара почти до самого лагеря нравственного просвещения имени Бэджада Саванэ. Летели через Муть, считай, «без света и со звуками». Почти в кишечнике у выхухоля Севы, да-да.
Вблизи от столовой горы, на которой был построен лагерь, разлом расширялся и превращался в долину, которая при взгляде сверху походила на капюшон индийской кобры.
Насколько я помнил, ничего подобного «в мое время» – когда я прошел по Глаголу десятки километров, многие из которых прополз буквально на брюхе – в этой местности не наблюдалось.
Я вслух удивился – дескать, Кобра эта откуда здесь взялась? Дофинов напомнил мне:
– Так ведь после того, как Дунай взорвали, обломки его зацепили Глагол… Тут полно свежих кратеров. Ну и, само собой, были землетрясения, тектонические сдвиги… Из-за этого почти все клонские карты Глагола теперь устарели.
– Да, Дунай… – пробормотал я, и мне вспомнились светящиеся мягким снисхождением глаза специального уполномоченного Совета Обороны Ивана Денисовича Индрика, который жизнь отдал за то, чтобы все было так, как было: Глагол, Котел, два Стикса…
Но вот эта Кобра… Она ведь, если вдуматься, была свидетельством того, что «так, как было» уже никогда больше не будет. Мы изменили Глагол, борясь за то, чтобы он остался неизменным, и кто знает, к чему это приведет в ближайшие годы, а может быть, и дни?
Прошли каньон на дозвуке без приключений.
Я по старой памяти ожидал, что лететь придется через Муть до самого лагеря. Но она-то как раз и исчезла еще за семьдесят километров до точки назначения!
Видимость была отличная, и я получил массу удовольствия от полета на малых высотах на ручном управлении (а может, прилив эйфории случился из-за того, что главная опасность – «трешка» – миновала).
Когда мы проходили «капюшон» кобры, вперед, рывком преодолев звуковой барьер, умчался на «Громобое» старлей Млечин, друг Дофинова. Его сопровождал Княжин на своем «Орлане».
Они первыми стали в круг ожидания над лагерем имени Бэджада Саванэ и передали условный сигнал «Дорожка!»
Это значило, что чоругские ходячие танки, по счастью, ходят где-то в другом месте. И что в лагере можно без опасений садиться.
Полученной информацией не замедлили воспользоваться Цапко и Пак.
Мы же впятером остались в воздухе, на патрулировании.
На скорости девятьсот километров в час я промчался над жестяной крышей барака, покрашенной в мирный синий цвет. Барака, где я когда-то рисовал стенгазеты, безудержно качал шею и в один прекрасный день познакомился с Богданом Меркуловым – только что сбитым в бою близ Старой Зуши чертовски заводным кап-три…
Август 2622 г.
Лагерь нравственного просвещения имени Бэджада Саванэ
Планета Глагол, система Шиватир
– Мы сели, идем по лагерю, – докладывал мне Цапко, шагая по центральной улице. – Ну что тебе сказать, Саша? Все, как ты описывал – тоска, запустение и обратная сторона безудержного клонского оптимизма… Кстати, в этом лагере после вас еще кто-то гужевался…
– Кто же это, интересно?
– Похоже, тут наши держали пленных клонов. Во многих бараках стаканчики эти их чайные, которые на мензурки похожи, еще не досуха высохли…
– А следов присутствия наших генштабистов не видишь?
– Вроде надписи «Здесь были полковники Генштаба Васин и Петин, но сейчас позвездовали по грибы»? – саркастически уточнил Цапко. – Как их, кстати, фамилии, кого мы там ищем?
– У одного фамилия Засядько… Зовут Артем. На фотографиях он совсем зеленый, чуть старше кадета… Худой, стрижен коротко. Глаза горят. А так обычная внешность, без особых примет…
– Там любят, чтобы «без особых примет». Дескать, если надо, приметы мы им нарисуем. Какие сами захотим… А остальные?
– У второго фамилия, – я подглядел в планшет, – Епифанов… Зовут Рудольфом. Похож на клоуна, только что снявшего грим. Лет пятьдесят. Третьего фамилия Лягоев. Зовут Рустам. Красивый парень, написано: победитель всяких там соревнований по вольной борьбе… А у четвертого фамилия Дидимов-Затонский. Хороша фамилия, а?
– Да, богатая… Иным псевдонимам фору даст! Сразу видно человека из семьи с традициями, – ухмыльнулся Цапко. – Но даже Дидимова-Затонского и то здесь не видать! А по моему опыту, обладатели таких фамилий торчат из реальности, как гвозди…
