вас попросить вести себя с максимальной осторожностью, – вдруг говорит он.
– Это вы про иностранных атташе? Не переживайте, все будет в полном порядке.
– Нет, это касается других вещей. Через жандармское управление до нас дошли сведения, что вы в кругу подчиненных несколько раз высказывали крамольные мысли. До хулы и критики в адрес его императорского величества, слава богу, не дошло, но некоторые ваши выражения могут быть трактованы не в вашу пользу. Я пока притормозил все расследования, жандармы стараются не соваться в наши армейские дела, но, Николай Михайлович, если вы действительно придерживаетесь социалистических взглядов, пожалуйста, помните: если зайдет слишком далеко, никакие заслуги на поле боя вас уже не спасут. Надеюсь, вам не хочется оказаться в ссылке в Сибири или, в крайнем случае, в Вологде?
Так-так, подполковник дает понять, что в моем кругу таки завелся стукачок, работающий на жандармов, иначе откуда бы им знать про мои мысли или высказывания. Интересно, кто он?
Неужели Канкрин? Хотя я могу ошибаться и возводить напраслину на невинного человека.
Ладно, стукачка вычислим и выведем на чистую воду, благо способы есть. Но это потом, сейчас есть дела поважнее.
Делаю морду кирпичом, хотя вряд ли опытного контрразведчика можно провести этим детским способом.
– Понял вас, Сергей Красенович. Обещаю, что впредь буду осторожнее в разговорах. А что касается моих взглядов: сейчас война, мне не до политики. И да – я испытываю симпатии к простым русским людям, к моим солдатам, но я никогда не был социалистом.
– Охотно верю вам, штабс-ротмистр! И не забывайте о приказе всячески способствовать иностранным визитерам!
– О да, этого я точно не забуду! – заявляю я и тут же спохватываюсь: – Да, кстати, иностранцы сами до нашего расположения доберутся?
– Расстояние вроде невелико, но мало ли… Можно и заплутать. На всякий случай пришлите за ними проводника. Пусть покажет дорогу.
– Так и сделаю.
Я уже точно знаю, кто встретит и проводит эту шпионскую шоблу. Не сомневаюсь, поездка им запомнится на всю жизнь, благо у меня под рукой имеется первоклассный специалист как раз для такого поручения.
Ну, нагличане, ну, гады! Держитесь! Отольются вам слезы русских матерей!
– Николай Михалыч, – вздрагивает Николов. – Вы что-то задумали?
– Я?! – искренне удивляюсь я. – Бог с вами, Сергей Красенович! Все будет оформлено в лучшем виде. Не извольте переживать!
– Ну-ну, – недоверчиво хмыкает он.
Прощаюсь с ним, сажусь на коня и растворяюсь в сумраке наступившего вечера.
Сегодня мне предстоит провести еще один военсовет. До приезда иностранцев осталось совсем немного времени, будем готовиться к встрече стахановскими темпами, благо наметки плана у меня уже появились. Может, парни еще чем-то его дополнят.
Два события накладываются друг на друга: наши с Маннергеймом и Буденным доклады в офицерском собрании полка и прибытие британцев. А вот этого допускать нельзя ни в коем случае. Они наверняка, по своей шпионской дотошности, попрутся слушать эти доклады, и вовсе ни к чему, чтобы они слышали те мысли, которые я намерен озвучить для своих господ офицеров.
И вообще, меньше знают – крепче спят.
– Кузьма! Горощеню ко мне. И господина вольноопределяющегося Канкрина.
– Уже бегу, вашбродь!
Верный ординарец-барабашка исчезает. Прокручиваю в голове последние детали коварного плана.
В дверь стучат.
– Вольноопределяющийся рядовой Канкрин по вашему приказанию прибыл! – Канкрин козыряет с оттяжкой, вот пижон!
– Рядовой Горощеня по вашему приказу прибыл, вашбродь. – Лихо одноглазое стремительно совершенствуется в русском языке, мягкий белорусский говор еще сильно заметен, но, собственно, мовы в его речи почти не осталось.
Оба раскрасневшиеся, форма хоть и аккуратно оправленная, хранит следы пыли и травяного сока.
– Откуда такие красивые?
– С полосы препятствий, господин штабс-ротмистр, – докладывает Канкрин.
– Кирилл Иванович, Лявон, к нам в эскадрон должны прибыть иностранные наблюдатели: британский майор мистер Хорн и американский капитан мистер Джадсон. А с ними целая свора англопишущих журналистов.
– Мы в курсе, господин штабс-ротмистр, – на лице Канкрина недоумение, – батальон готовится к приему шпионской братии. Батюшка говорил, что любой британец работает на разведку. И не за деньги, а из любви к чистому искусству.
– Отлично сказано, Кирилл Иванович. Ваш батюшка хорошо разбирается в жизни.
– Да, Николай Михалыч, в этом ему не откажешь.
Добрые слова в адрес родителя ему приятны.
– Тогда слушайте боевой приказ. Ваша задача, граф, с Горощеней встретить сегодня дорогих гостей на железнодорожной станции в Мукдене и сделать так, чтобы в расположение батальона они прибыли не раньше завтрашнего утра.
– Помилуйте, Николай Михалыч, от Ляоляна до нашей позиции часа три от силы… – удивляется Канкрин.
– А никто и не говорил, что будет легко. Нельзя допустить, чтобы сегодня эта братия оказалась на наших докладах в офицерском собрании.
Канкрин реально озадачен. Я буквально слышу, как скрипят шестеренки мыслительных процессов в его графской черепушке.
– Кирилл Иваныч, вы же отправляетесь не один, а в компании лиха одноглазого. Покумекайте с Лявоном, как лучше обстряпать дело. Лучше него окольными путями никто водить не умеет. Даже леший.
Горощеня плотоядно улыбается, облизывая длинные крепкие зубы языком.
– Лявон! – наставительно смотрю на лихо. – Без баловства только! Ни один волос не должен упасть с головы господ шпионов.
Горошеня вздыхает.
– Но и просто так дорога до эскадрона не должна им даться! – подмигиваю я.
Лихо облегченно переводит дух.
– Дозвольте вопрос, командир? Почему вы посылаете меня? – не выдерживает вольноопределяющийся.
– Британцы кичатся собственными титулами и древностью рода. Кому как не вам, граф?
Канкрин бросает взгляд на Горощеню. В трех глазах на двоих пляшут лихие огоньки.
– Разрешите выполнять?
– Ступайте.
Оба уходят, а я вызываю к себе Буденного и вместе с ним в очередной раз прогоняю текст доклада.
Гляжу из-за кулис на зрительный зал нашего полкового офицерского собрания. Зал полон и ждет. Не знаю уж, с замиранием сердца или как…
Ага, ну полковой командир и командиры эскадронов, это понятно, без них никуда. Вижу Николова рядом с Ванновским. Не слишком знакомые лица из бригады.
Кстати, комбриг тоже пожаловал. По левую руку от Ванновского – генерал-майор Степанов, наш главный воинский начальник в данном случае. Рядом с ними Гиляровский.
Журналист держит наготове карандаш и блокнот, готовый записывать.
В другом конце зала Власьев со своими мореманами. Никак им не вернуться в Порт-Артур. Японцы ужесточили блокаду осаждаемой крепости, теперь даже контрабандными тропками, как прорвался Власьев, не пробиться. А снять осаду у Куропаткина очко играет – один раз попытался, но вяло, и тут же отвел войска, едва почувствовав угрозу флангового обхода со стороны противника.
Неожиданно вижу Скоропадского с парой смутно знакомых офицеров «уссурийцев». Специально
