Герой нашего рейда по тылам противника. Уверен, что многие из здесь присутствующих еще увидят его боевым генералом.
Подтянутый молодцеватый Семен, смущенно подкручивая усы, выходит на сцену.
Мы с Маннергеймом помогаем ему развесить на стойках нужные схемы и рисунки.
Тролль, подавая пример, ободряюще хлопает в ладоши. Ну, уж если барону и личному знакомцу императора не зазорно поаплодировать простому драгуну… Зал доброжелательно хлопает.
– Гхм… Как боевой корабль – лишь средство доставить артиллерию в нужную точку мирового океана, так и конно-пулеметная, конно-минометная или конно-ракетная тачанка: мобильная огневая точка (МОТ) – лишь способ доставить средство огневого поражения противника на лучшую для ведения боя позицию и менять эту позицию в соответствии с ходом боя, создавая огневое преимущество на конкретном тактическом направлении. Тачанка, собственно, рессорная бричка, armed to the teeth – вооруженная до зубов… – Семен разошелся и чешет, как по писаному, ну еще бы, мы с ним столько шлифовали формулировки, чтобы уесть сильно о себе мнящих господ офицеров.
Наблюдаю за реакцией комбрига – от него, как самого старшего по званию и должности, многое зависит. Провалим доклад – дальше нашего отряда нововведения не уйдут. Значит, всё было зря.
Буденный делает глоток воды и продолжает:
– Упрежу вопросы, ваши благородия, на ходу вести с тачанки огонь возможно, но требует от пулеметчиков и возницы виртуозного владения пулеметом и собственно конной упряжкой. Чаще всего стрельба на ходу опасна для лошадей и самой тачаночной команды. Как говорят французы: a la guerre, comme a la guerre – на войне, как на войне.
На лицах собравшихся улыбки. Меньше всего они ожидали услышать тут английскую или французскую речь от обычного солдата. Впрочем, кое-кто уже начинает догадываться, что наш Семен Михайлович ой как непрост.
– Самое нижнее звено для МОТ – взвод, состоящий из четырех мобильных огневых точек на конном ходу. Оптимальный штат для него – не менее двадцати шести человек и тридцати лошадей. При использовании МОТ для рейдов в тылы противника тачанки можно использовать дополнительно для перевозки боеприпасов, пехоты или раненых. Создание при каждом полку тачаночного эскадрона или батальона позволит использовать мобильную огневую мощь для отражения вражеской атаки или прорыва вражеской линии обороны, а также мощной огневой поддержки действий собственно полковых подразделений. Полк из тачанок с поставленными на них пулеметами, минометами и ракетными установками способен не хуже стационарных артиллерийских батарей обеспечить мощную артподготовку и прорвать оборону противника.
Снова смотрю на зал. Слушают они будущего маршала, а пока рядового казака внимательно и с интересом.
– Боевая пулеметная тачанка рассчитана на движение всеми аллюрами, как по хорошей дороге, так и по полю без дорог, а потому перегружать ее не следует, так как при движении большими аллюрами по плохой дороге всякая перегрузка сильно отражается на тяговом усилии лошадей, и последние, кроме быстрой утомляемости, могут получать наминки.
Буденный говорит бойко, сыплет техническими терминами при описании устройства тачанки. Опять умело вставляет галлицизмы и англицизмы для придания своей речи особого шику перед нашими благородиями.
– Армия из тачанок обладает неслыханной маневренной способностью. Рубить эту армию трудно, преследовать в пешем порядке – утомительно, выловить – немыслимо.
Буденный залихватски подкручивает усы, щелкает каблуками, вытягиваясь во фрунт:
– Рядовой Буденный доклад закончил.
Большинство в зале хлопают. Разве что Дараган и его окружение демонстративно скрещивают руки на груди, перешептываются между собой.
– Благодарим господ докладчиков за интересные сообщения, – подводит черту под официальной частью наш комполка. – Вопросы – в частном порядке. Прошу передавать докладчикам записки во избежание пререканий и излишнего шума в зале.
Полчаса на ответы на вопросы. Что характерно, больше всего вопросов к Буденному – о практической стороне конструкций пулеметных тачанок.
К концу этого своеобразного допроса-брифинга чувствую себя выжатым досуха лимоном. Думаю, что Маннергейм с Семеном ощущают себя примерно так же.
– Всё, господа, всё! Пожалейте докладчиков, – басит командир бригады генерал-майор Степанов.
Встает с места, подходит ко мне и с чувством пожимает руку.
– Похвально, господин штабс-ротмистр. Эк вы бойко тут все расписали. Премного наслышан о вас.
– Благодарю, ваше превосходительство, – улыбаюсь я.
Кажется, получилось!
– И что же, нам, старикам, тоже учиться новому? – подмигивает комбриг.
– Какой же вы старик, ваше превосходительство, вы – мужчина в полном расцвете сил. А учиться никогда не поздно и никому не зазорно. Перефразируя солнце нашей поэзии, посмею заметить: «учению все возрасты покорны, его влиянье благотворно…»
Степанов смеется, но тут же становится серьезным.
– А где, кстати, отправленные к вам господа военные атташе с приданными им журналистами? Из Лаояна сообщили, что они прибыли на станцию.
– Ваше превосходительство, на их встречу мною отправлены люди. Приказано доставить в целости и сохранности в расположение. Иных известий о них пока не имею.
Степанов мрачнеет. Ловлю на себе внимательный взгляд Николова и делаю предельно верноподданное служебное лицо.
– Потрудитесь узнать об их судьбе, и не медля доложить мне! – рявкает генерал.
– Слушаюсь, ваше превосходительство.
Паровоз коротко свистнул, тормозя. Вагоны последний раз дернулись и остановились. Затренькал станционный колокол.
Из пассажирского вагона первого класса высыпали на перрон пассажиры, в основном офицеры. Среди них – два господина в иностранной военной форме: основательно сбитый с короткими усиками британский майор и долговязый сухощавый капитан-американец.
Оба, выйдя из вагона на перрон, закурили. Британец сигарету, американец сигариллу.
– Ну-с, с прибытием, мистер Мэттью.
– С прибытием, сэр Уильям.
Вокруг них скучковалась троица гражданских в удобной, но щеголеватой дорожной одежде.
Самый старший из этой группы штатских – мужчина лет сорока пяти, крупный, высокий, с роскошными холеными усами, в охотничьем костюме и шапочке-двухкозырке охотника на оленей, второй – помоложе, начинающий толстеть джентльмен лет около тридцати в высоких кожаных крагах и френче защитного цвета без погон и знаков различия. Его рыжеватую, начинающую редеть шевелюру венчала широкополая шляпа.
Третий же, тоже тридцатилетний крепкий мужчина с сигаретой в зубах, в кепке с острым козырьком и внимательным взглядом прищуренных серых глаз, пиджачной паре с брюками, заправленными в видавшие виды сапоги, поправлял на плече внушительных размеров футляр фотоаппарата.
– Сэр Уинст… простите, сэр Джон, конечно же, – поспешил поправиться самый старший, – и вы, мистер Лондон, не желаете пропустить по рюмочке бренди?
Рыжеватый бросил на старшего товарища не слишком довольный оговоркой взгляд, но предложение поддержал.
– Хороший бренди еще никогда не мешал в таком путешествии, как наше.
– Поддержу вас, коллеги, – ответил третий в кепке.
Старший выудил из внутреннего кармана костюма плоскую фляжку и три серебряных стаканчика на крохотный дринк, булькнул в стаканчики и протянул остальным.
– Cheers [17].
Троица опрокинула в
