Гениальный астроном, по словам Сержанта, в первую же ночь определил галактические координаты Глагола и записал их в свой блокнот.
(Меня лично это страшно впечатлило, ведь мы в лагере имени Бэджада Саванэ пробавлялись этой головоломкой неделями, и никто, даже опытные командиры звездных кораблей решить ее не смогли! Правда, допускаю, что условия наблюдений по каким-то причинам различались – сезонная прозрачность атмосферы, углы восхождения светил, воздействие аномалий Глагола, в конце концов…)
Кто знает, может быть, именно эта, непозволительная с точки зрения конкордианской контрразведки проницательность гениального астронома и погубила экспедицию?
Как бы там ни было, на третий день наши заехали в особенно густую Муть.
У всех пощипывало носы, покалывало в суставах, наблюдались и другие феномены различной степени гнусности. Несмотря на это, ученый-физик настоял, что следует выйти из вездехода и собрать образцы флюоресцирующих минералов, которые появились в Мути на пределе видимости, а заодно набрать в термос из-под кофе аномальной воды из Стикса-Косинуса.
За физиком увязались все – и физиолог, и астроном, и оба «официальных» габовца со своими автоматами.
Ну а Сержант, само собой, остался при вездеходе.
Стоило группе дойти до злосчастных минералов, как Муть сгустилась, видимость упала ниже ста метров.
Сержант посигналил товарищам и сказал в рацию, чтоб далеко не уходили.
Но ни одна из раций не отозвалась ему в ответ.
Сержант зажег пару фальшфейеров.
Включил на полную мощность противотуманные фары и поисковый прожектор.
Четверть часа не происходило ничего.
А когда Сержант уже собрался отправиться на поиски, в белесой мгле прожектор нащупал силуэты людей.
И хотя в первую секунду Сержанту показалось, что он видит своих родных офицеров ГАБ с их автоматами, уже в следующую секунду стало ясно, что это – незнакомцы.
Быстрым шагом надменных хозяев положения они приближались к вездеходу.
На их головах были непроницаемые для стороннего взгляда черные шлемы. В руках – конкордианские автоматы «Куадж».
«Спецназ», – отметил Сержант.
Вдруг им овладела паника. Он почувствовал или, как говорили в ГАБ, «проинтуичил», что эти люди несут смерть.
Что его просто сразу убьют. И все.
И только в самом лучшем случае он проведет остаток дней в каком-нибудь каменном мешке – сильно удаленном от всех столиц, солнц и скоплений порядочных людей.
Проведет, «отвечая на вопросы» и жуя кашу из наотарского сорго.
Осознав это, Сержант немедленно сбросил ручной тормоз и утопил педаль в пол. Вездеход сорвался с места.
Учитывая полное бездорожье и отвратительную видимость, Сержант еще умудрился далеко отъехать, на целых три километра!
Конечно, Сержант разбил машину. Более того, вездеход ухнул в неглубокую расселину, где и остался. Но водитель сумел выбраться из него и, захватив рюкзак с припасами, побрел в никуда, лишь бы подальше от тех спецназовцев с «Куаджами».
Это место рассказа вызвало в моей душе особенно живой отклик. Мне ли не знать, каково это – скитаться обездоленным по пустынному Глаголу! И я не удержался от нескольких комментариев, которые, как мне показалось, сблизили нас…
Но вернемся к Сержанту.
В самом начале своего побега он планировал вернуться на космодром, куда сел привезший их звездолет.
«А вдруг у меня паранойя? – думал Борис Борисович. – А если те спецназовцы – друзья? Если они ничего плохого не хотели, просто связь пропала? А вдруг ученые наши просто задержались, замешкались с этими самыми флюоресцирующими камешками?»
Однако день шел за днем, и Сержантом овладевала уверенность, что на космодром ему не надо. Что перспектива провести остаток жизни в каменном мешке реальна, даже если ему повезет сейчас вернуться в Россию!
Ведь его поведение, если поглядеть на ситуацию злыми глазами габовского дознавателя, выглядит не просто сомнительно, а прескверно!
Бросил товарищей, сбежал, якобы запаниковал…
Куда сбежал? Действительно ли запаниковал? Что делал все эти долгие дни? А что если был перевербован? А что если подвергся глубокому внушению, ведь всем известно, какие в Конкордии умелые мозгоправы!
А Глагол тем временем был прекрасен, свеж и непостижим.
У Сержанта была конкордианская карта, и карта та, в отличие от досье, оказалась в целом точной. По карте ему удалось набрести на оазис в пустыне, лежащей к югу от Котла.
Там он жил в пальмовой роще. Мое удивление по поводу этой невероятной, с моей точки зрения, детали Сержант прокомментировал довольно резко: «Не верите? Ваше дело».
Роща успокоительно скрежетала над Сержантом своей жесткой листвой. Питался он финиками, которые просто так падали на землю (а иногда до земли не долетали, зависая в полуметре над ней). И водой, которая была не аномальной, а обычной.
Затем он отправился еще дальше на юг – пустыня была девственно-желтой, бесконечно прекрасной и совершенно неопасной.
Через пять дней он добрел до другого оазиса, где встретил… оборванных, но счастливых манихеев!
Сам Сержант признался мне, что от голода и необычайных обстоятельств был не в себе. Поэтому даже неумелые неофитские проповеди – про двойного Бога, про даймонов-помощников, про обитель зла – принял неожиданно близко к сердцу (неожиданно для православного, разумеется).
Манихеи – они были простыми мужчинами и женщинами из сословия демов – отвели его к учителю Вохуру.
Тот в два счета вылечил Сержанта от дизентерии и приступов астмы, которая началась у него в пустыне, при помощи приспособления, похожего на флейту с двумя дырочками. А заодно залепил его душевные раны пластырем всепонимания и всесочувствия…
В общем, Сержанту у манихеев понравилось.
При всей неустроенности быта у них было то, чего у самого Сержанта не водилось с дошкольного возраста: свобода поступать по-своему. И радость от осознания этой свободы.
Они предстояли Вселенной, полной чудес и загадок.
Они познавали ослепительные тайны Природы.
Они любили жизнь и пили ее жадными глотками, потому что знали: в полях, густо засеянных аномалиями, смерть не спускает с них глаз.
В общем, Сержант решил остаться.
– Учитель Вохур… – я покачал головой. – А знаете ли вы, Борис Борисыч, что мне тоже посчастливилось водить с ним знакомство? Я находился в составе той экспедиции, которая посетила Большое Гнездо, а затем вернулась назад через Водопад.
Сержант поглядел на меня с уважением.
– И даже так? – улыбнулся он.
– Учитель Вохур произвел на меня гораздо большее впечатление, чем я был склонен признать. Пожалуй, я бы с удовольствием пообщался с ним еще раз. У меня к учителю немало вопросов… И все исключительно философского свойства!
