Оживившиеся от неприятной окаменелости гости радостно негромко похлопали и покивали снисходительно: "Просим, просим..." - на самом деле переходя к десерту. Денис хладнокровно подумал: "Ну я вам сейчас..." - и сходил за гитарой. Устроился на подоконнике, как в пионерском штабе под утро, когда все устали и надо немного ободрить ребят. Вот только петь Денис собирался не шуточную и не походную песню, а...
- Вот уже который год
Сам себя, как роль, играю...
То смеюсь - то умираю,
Выходя на эшафот...
Он поднял взгляд от струн:
- Дубль первый!
Дай господь...
Я закона не нарушу...
Выкорчёвываю душу,
Замурованную в плоть...
Мне сегодня казнь приснилась...
И душа со мной простилась,
А потом у пьедестала
Птицей чёрною летала...
За грехи, видать,
За несмирение
Получил под стать
Оперение...
Дубль третий!
Дайте свет!
Бьётся грешная в запоры
И, просачиваясь в поры,
Обретает
Белый цвет...
Из гримёрной смрад вина,
А из ложи - смрад "шанели".
Для продажи на панели
Подходящая цена...
Гости уже давно не ели, а смотрели - удивлённо, напряжённо... Конечно, они не ожидали такого пения от мальчишки. И - такой песни. А Денис ударил по струнам, и - подошёл и встал рядом Войко...
- На груди рвану рубаху
Перед выходом на плаху!
Там уже стоят с мечами
Прокуроры с палачами -
Вон вчера как сцену раскурочили...
Да вы ж мне сами цену напророчили!
Удар по струнам, взмах головой, всё громче и громче голос и гитара:
- Снова - жест!
Пригублю свой нательный крест
И красиво шагну вперёд...
Эх - раздайся, честной народ!
Пятый дубль, прощальный взор,
Бабий крик и толпы напор,
Крупным планом пошёл топор...
- почти выкрикнул Денис и замолчал. А потом тихо сказал:
Довольно долго было тихо. Потом Балаганов сказал:
- Однако, это уровень не любительства, а эстрады...
- У нас нет эстрады как таковой, - сказала Валерия Вадимовна. - А на том, что у вас называют этим словом, наш сын никогда не стал бы выступать, чтоб не позорить своё умение...
...Гости разъезжались уже заполночь. Третьяковы-старшие, как и положено, проводили их до ворот, а вот потом не задерживались. Денис же нагло (и тихо) открыл окно в своём мезонине и прислушался к негромкому разговору около колясок. Конечно, влажноватый воздух глушил звуки, но у мальчишки был отличный слух...
- Ну он нас поджарил... Будь я проклят, если это не прямо изложенная программа действий под видом гостеприимного вечера знакомств...
- А жена у него?! Фурия! Как она на нас смотрела!!!
- И сын ничуть не лучше, малолетний наглец...
- Но поёт он хорошо. Правда - вы заметили - песня с двойным дном.
- А правда, что у них принято жить в свальном грехе?
- Не говорите таких мерзостей...
- Нет, это доказано - они наверняка сожительствуют все трое, я это точно знаю - у них же нет браков как таковых, господствует полный аморализм.
- Боюсь, что и нам они тут устроят сплошной свальный грех.
- Их следует изолировать всеми правдами и неправдами...
- Да, с неправдами у вас особенно хорошо получается...
Голосов Кенесбаева и Есипова мальчишка не слышал. И просто закрыл окно.
Да. Похоже, объявление войны состоялось.
* * *
Стоя в дверях и глядя, как Денис раздевается, Борис Игоревич спросил:
- Ну и как тебе гости?
- Честно? - Денис потянулся, встал на мостик и из такого положения ответил: - Если ты завтра этот зверинец расстреляешь - будущие поколения скажут тебе спасибо. В моём лице - точно. Ну... - мальчишка сделал "берёзку" и слегка подкорректировал совет. - Есипова и Кенесбаева можно оставить.
Борис Игоревич несколько секунд удивлённо смотрел на сына, а потом захохотал так, что Денис обрушился в постель. Впрочем, тут же принял позу лотоса и с интересом стал ждать продолжения, сам широко улыбаясь.
- У тебя чутьё, сын, - просмеявшись, сказал Третьяков-старший. - Значит, Есипов и Кенесбаев, остальных расстрелять? К сожалению, не могу.
- Жаль, - заметил Денис, в той же позе приподнимаясь на руках.
- Ну а что там о Есипове и Кенесбаеве? - неожиданно серьёзно спросил Борис Игоревич. Денис ухитрился пожать плечами и только после этого вернулся в позу лотоса.
- Есипов хороший, только потерянный какой-то... без стержня. А Кенесбаеву, по-моему, самому очень не нравится, что тут творится, просто правила игры такие, а других он не знает.
- В точку, - хмыкнул отец, садясь на постель сына. - Хватит корячиться, серьёзный же разговор... А кто самый неприятный?
- У меня возле стола все кости срослись от неподвижности, - Денис всё-таки сел нормально. - Самый неприятный директор школы. И мне у него учиться, бр-р-р! - мальчишка повёл плечами. - Как его к детям-то допустили?! Он же алкаш.
- Это ты - дитя? - удивился Борис Игоревич. Задумался: - А вообще ты прав. С этого всё и начинается... Ну а кроме него?
- Шульце, - сказал Денис и положил отцу на плечо руку. - Ты смотри, па. Такой зарежет запросто. Даже сам. Пырнёт заточкой и причёску проверит - не растрепалась ли.
- И это верно... - Борис Игоревич потрепал сына по волосам, и Денис, прижмурившись, почти замурлыкал. - Вижу, что точно дитя, - заметил Третьяков-старший, вставая. - Ладно. Всем спать. Отбой.
- Отбой, - вздохнул Денис.
...И - честное слово - засыпая, опять испытал то же ощущение, что вчера.
Кто-то следил за его комнатой из-за ограды дома.
На следующее утро за завтраком Борис Игоревич заговорил о доме. Точнее - о его украшении.
- Окна надо резными панелями обшить, на крышу конёк нормальный... - начал перечислять отец. Денис кивал, активно жуя яичницу. С его точки зрения дом без резьбы выглядел неполноценным, ну а сделать её мог любой нормальный русский. Учёными давно было доказано, что национальная резьба делалась веками не просто так - она позволяла аккумулировать творческую энергию биополей, соединять усилия больших масс людей, противостояла воздействию энтропии и её накоплению. Наиболее свирепые сторонники этой идеи вообще считали, что мир прошлого погиб из-за отказа от "начертательной традиции". Семья Третьяковых к таким ортодоксам не относилась, но с резьбой было привычней и она радовала глаз. Кроме того, это опять была как бы "имперская заявка". Денис ничего не имел против того, чтобы заняться этим - только найти материал, желательно - дуб.