Наконец, "вывесили" трассу, вбили колышки, обвязали деревья, которые нужно убрать, желтой лентой и, довольные, идем на обед. Чанан все это очень нравится. Она даже начинает отзываться на Евражку.
На посадочной площадке нас ждет вертолет. Прилетели три чудика и баба. Здоровая! Широкая в плечах, с Кремня ростом а в бедрах даже шире. И привезла две ГИРИ. Толик уважительно присвистнул: "двухпудовки". То есть, по тридцать два килограмма. Я поднимаю - чуть полегче оленя будут. Помогаем с Толиком отнести багаж к палатке. Баба говорит, зовут ее Света, и она будет учить детей русскому языку. Мудр тут же объясняет ей, какая она глупая, и что сначала надо учить охотников. Света краснеет - скромная, значит.
Мы переодеваемся в грязное, разгружаем багаж, выкатываем из вертушки бочки с горючкой и идем к реке отмываться. А Платон ведет Медведева в лес, показывать трассу. С ними увязывается и Питер. По дороге они громко спорят насчет экскаватора.
Оказывается, я главное чуть не пропустил. Михаил Сергею щенка привез. Щенок - он вроде детеныша волка, только пасть покороче и раскрас другой. Спина рыжая, лапы, брюхо и шея белые. И по морде через лоб до самого носа белая полоса идет. Толик говорит, это сенбернар. И что есть его нельзя. Это друг.
Насчет есть нельзя, охотники соглашаются. Мал еще, пусть подрастет. А что друг - когда это волк охотнику другом был? Пусть даже у него спина рыжая.
- Тамбовский волк тебе товарищ, - говорит Толик Сергею, и все смеются.
После обеда берем мотопилы и идем прокладывать просеку. Платон и Вадим впереди идут, валят деревья. За ними я с мотопилой - толстые сучья обрезаю. За нами остальные с топорами - мелочь срубают и все это к вамам оттаскивают, в кучи складывают. Когда ветки подсохнут, дрова будут.
Наломались за день, комары нашей крови напились... Сергей говорит, здесь комаров еще не так много. А по-моему, куда уж больше!
Вечером на речку отмываться идем. Вода холоднющая, а геологи скидывают одежки и купаться лезут. Кричат, верещат, брызгаются. Чудики - они все немного сумасшедшие.
Чанан на это смотрит, смотрит, одежки скидывает и тоже - в воду бултых! Хоть тут взрослые люди опомнились. Вылавливают ее, на руках из воды выносят, на землю ставят.
Какая ты тощая и грязная, - изумляется Толик. И к рации тянется. Через минуту к нам Мечталка прибегает, полотенце, мыло и мочалку из корзинки достает. За ней Жамах со свертком одежды идет.
- Жамах, объясни ребенку, зачем человеку трусики нужны, - говорит Вадим. - А то она нас возбуждает и в краску вгоняет.
Жамах улыбается загадочно и сбрасывает с себя все до трусиков. И Мечталка - тоже. Мужики галдят весело-неразборчиво, хватают одежду и наперегонки вверх по склону бегут. А Жамах с Мечталкой в четыре руки мочалками Евражку отмывают. Потом - полотенцем растирают. Затем трусики и футболку на нее натягивают. Евражка сразу перестает быть похожей на евражку. Это куртка у нее была широкая и лохматая. А футболка ребра обтягивает, только грудки - как два кулачка - спереди оттопыриваются.
За ужином появление Евражки в желтой футболке и лохматых кожаных штанах вызывает дружное "Ооо!" у шабашников. Парни раздвигаются, уступают ей место в центре. Платон поднимается, расстегивает на себе два ремня и протягивает ей нож в ножнах и ремни, на которых ножны висят.
- Держи, Евражка! Ты сегодня хорошо работала.
Все аплодируют. А это чудо вытаскивает нож из ножен, осторожно лижет лезвие, вскидывает руки вверх и вопит во всю глотку:
- А-а-а!!! Я буду великой охотницей! Как Жамах! Лучше, чем Жамах! Я буду самой великой охотницей!
Невдалеке стоят наши пацаны и завидуют. У тех, кто постарше, уже есть свои ножи. Но одно дело, когда всем раздают, и совсем другое - когда охотник с себя снимает и тебе дарит нож на глазах у уважаемых людей.
- Идем домой, не сиди здесь - Жамах встает передо мной на колени, берет меня за руки.
- Она здесь тосковала. Это еще до того, как чудики вернулись.
- С ней все будет хорошо, верь мне. Скоро она прилетит к нам на белом вертолете.
- Мне плохо без нее.
Ее ладонь касается моей щеки.
- Клык, не плачь. Мужчины не должны плакать.
- Мне все равно.
- О, души предков. Клык, ну что мне сделать? Хочешь, я тебе спину помассирую? Меня Ксапа научила.
Чувствую на плечах ее сильные пальцы. Обнимаю за талию и сажаю рядом.
- Давай, я к своим слетаю, тебе лучшую степнячку привезу, лучше Бэмби, чесно!
- Она будет не Ксапа. Знаешь, я с первого дня понял, что Ксапа - моя, родная. Сразу - и навсегда. Нет, не с первого. Со второго. В первый она очень чудной казалась. Словно и человек, и не совсем.
Увлекшись, начинаю рассказывать неторопливо и подробно. Как она ворвалась в нашу жизнь, сколько раз все переиначила. И вообще, как так случилось, что с одной стороны, ее как бы всерьез никто не держит. Ну нельзя всерьез относиться к тому, кто твою жизнь с ног на голову ставит. Упреки пойдут, обиды... А если это не всерьез, то как бы и ничего. Словно игра.
А с другой стороны, все делают так, как она скажет. Даже охотники ее слушаются. Если не получится ее придумка, посмеются беззлобно и вновь своими делами занимаются.
Светать начинает. Летом ночи короткие. А я все рассказываю. Вдруг за спиной кто-то как бы придавленно чихает. И со скалы камешек шуршит по склону. Срываюсь с места, взлетаю на скалу - тут невысоко, чуть больше, чем два моих роста - и поднимаю за шкирятники двоих пацанов.
- Подслушивали!
В правой руке - Жук. А в левой... Не пацан это, а Евражка в своей лохматой куртке до колен.
- Пусти! - кричит. И пинается.
- Пусти ее, - улыбается Жамах. - Все равно она нашего языка не понимает.
Отпускаю Евражку, но еще выше поднимаю Жука.
- А с ним что делать? Он наш язык понимает.
- Это человек твоего народа. Сам решай, - говорит Жамах на языке чубаров.
Перекидываю Жука через плечо как добычу и направляюсь к вамам.
- Я окуну его в холодную реку, а потом закину в вам к родителям. Чтоб он на них упал, намочил и разбудил, - отвечаю тоже на языке чубаров. Евражка нас понимает, а Жук - нет.
- Пусти его! - кричит Евражка. И колотит меня кулачками по ребрам и пониже спины. По спине не получается - там Жук висит. Когда начинает пинать ногами, Жамах ее оттаскивает.
- Тихо! - командую я. - Всех перебудите.
У вамов спускаю Жука на землю. Мы ударяем друг друга по ладоням, как Ксапа научила, и он тянет Евражку за собой в вам. Мы идем к своему ваму. Спокойно здесь, за перевалом. Ни волков, ни медведей, ни степняков. После зимы, как из хыза в вамы перебрались, охотники ни разу сон людей не охраняли. Когда-то в нашей пещере медведь жил, но давным-давно. Были раньше звери, которых Ксапа барсами звала, да и те ушли. Даже тревожно как-то, если вдуматься.
