- То есть?
- Я же говорила: он умер. По крайней мере, я так думала. Нам пришлось сбежать из города. Трикстер, посланный за мной, убил Элджи. И... - речь певицы прервалась, дыхание сбилось. На кратчайшую долю секунды застывшее лицо вдруг исказилось едва уловимой тенью страдания. - И Сэм попытался спрятать меня, убежать. Но ничего не вышло. Этот чертов монстр пришел за нами. Сэм сумел его одолеть. Он убил трикстера. Только... Только трикстер убил его. Я ведь все видела. Он лежал в луже крови, с оторванной рукой, он... Он умер. Нет, правда! Сэм умер у меня на глазах. Пятнадцать лет назад.
Кэтрин вдруг порывисто откинулась на спинку сиденья и сжала пальцами переносицу. Канзаки знала этот жест. Женщина сдерживала слезы.
Ватанабэ умер?
Нет, не так. Ватанабэ еще в школе дрался с трикстерами? Однако. Да еще и искалечился так, что Винтерс решила, будто он умер. И почему-то была в этом уверена пятнадцать лет. Рассказ, конечно, выходил сбивчивым и чересчур малопонятным, но даже так собеседница сумела вывалить на японку столько нового, что та попросту не успевала сортировать все в голове. А портрет Сэма Ватанабэ впервые начал наливаться красками. Довольно темными красками.
В мозгу юркой ртутной каплей бегала какая-то мысль, стремясь пронестись по извилинам и стать осознанной. Канзаки лихорадочно размышляла над услышанным, пока Кэтрин боролась с собой. Собеседница японки несколько секунд глубоко подышала и сумела, наконец, успокоиться, избежав слез. И тут Мегуми вдруг поняла, что всего сказанного ей мало. Что-то продолжало мучить ее, не утоленное подобно жажде. Что-то такое, о чем надо было спросить, потому что Кэтрин об этом умолчала. Специально?
Зачем трикстеры охотились на нее? Ведь она же, если верить Ватанабэ, не одна из наследников. Тогда с какой целью за молоденькой девушкой пришло "чудовище", с которым сражался тогдашний Сандерсон?
- Кэтрин, объясни, пожалуйста... - поддавшись порыву неожиданного понимания, сказала Канзаки. - Я кое-чего так и не поняла.
- Что такое?
"А почему на тебя охотились?" - хотела спросить японка. Честно хотела. Но с губ вместо этого сорвалось совершенно неожиданное:
- Так вы с Сэмом были... вместе?
- То есть? - Винтерс непонимающе моргнула.
- То есть, э... - понимая, что, кажется, говорит что-то не то, неловко продолжала Мегуми. - Как парень и девушка?
- А, ты про это.
Собеседница с философским добродушием взрослой женщины улыбнулась. И от этой улыбки у Канзаки появилось нехорошее желание кого-нибудь стукнуть. Она была моложе Кэтрин почти на десять лет, но совсем не хотела чувствовать себя рядом с ней глупенькой девчонкой. Однако после таких вопросов чувствовать себя как-то иначе не получалось.
- Если ты так уж хочешь знать... - начала было Кэтрин, но тут над собеседницами выросла могучая широкая тень. Внутренне похолодев, Канзаки обернулась. Сэм Ватанабэ стоял в проходе между рядами пассажирских кресел и смотрел на нее с выражением ленивого кота с подоконника, думающего, хлопнуть ли лапой по мухе перед собой или не стоит.
- А, Ватанабэ, - голосом падающей в обморок невесты произнесла японка. - А мы тут болтаем...
- Я заметил, - ласково-одобрительно кивнул толстяк.
- Я, наверное, пойду, - испытывая сильное желание стечь на пол лужицей и просочиться куда-нибудь подальше, сказала девушка.
Слышал ли он, о чем они разговаривали? Если слышал, то вряд ли обрадуется. Особенно последнему вопросу.
- Наверное, иди, - снова одобрительно кивнул Сэм.
Выскользнув из кресла, Мегуми осторожно обогнула толстяка и отправилась на старое место. Развернувшись, чтобы присесть, девушка украдкой бросила взгляд на мужчину и женщину. Сэм уже уселся обратно в кресло и приобрел вид монументальный и, не в пример недавнему, неподвижный. Кэтрин пристраивала обратно под голову подушку. Почти незаметная за крупной фигурой Ватанабэ, она, тем не менее, поймала взгляд Канзаки. И подмигнула, едва не заставив японку поперхнуться.
Похоже, остаток полета предстояло провести в тоске недосказанности. Мегуми неслышно вздохнула. Она успела выудить из Винтерс много нового и, чего скрывать, интересного о Ватанабэ. Или Сандерсоне. Но все равно ничего не понимала. Слишком сумбурным и смятым вышел разговор, слишком мало деталей и контекста дала в рассказе Кэтрин. И на главный вопрос Канзаки ответа так и не получила. Правда, тут виновата ее собственная космическая глупость. Вместо того, чтобы узнать причину, по которой за Винтерс охотилась, она вдруг принялась расспрашивать женщину о тонкостях их с Сэмом личных отношений. Мегуми до сих пор не понимала, какой такой коварный чертенок дернул ее за язык.
Столик с напитками и закусками, нагло захваченный Сэмом в начале полета. Куда-то пропал. Канзаки же, как назло, почувствовала жажду. День вышел чертовски некомфортным. Оставалось только некрасиво надеяться, что не ей одной приходится терзаться странными мыслями. Мыслями, которые хорошо бы для начала понять.
Город Меркури 10 мая 23: 32 по Гринвичу
По странной прихоти невидимого режиссера встречи всегда проводились при мягком, почти тусклом освещении. Будто специально пытались они скрыть лишние штрихи, детали облика самих себя. Будто болезненным казался яркий и оттого безжалостный свет, не скрывающий грехов, отпечатавшихся на лицах святых. А ведь для миллионов, миллиардов людей собравшиеся в этом зале официально были святы.
- Итак, что же мы имеем на сегодняшний день? - голос Андре Лесаржа был мягок и бархатист как баритон талантливого певца. Сам Лесарж прекрасно знал это свое достоинство и за долгую деловую и политическую жизнь стал отличным оратором. Тщательно следя за внешностью, Андре научился придавать себе солидный и располагающий вид. Густая грива черных с проседью волос, тщательно выбритое лицо и очки тонкой оправе составляли безотказно работающий ансамбль. Трогательно педантичный угол платка в нагрудном кармане пиджака походил на вишенку, венчающую пирожное. Лесарж улыбался. Он улыбался всегда, вне зависимости от того, услышал ли прекрасную новость или ужасную весть. Умение держать на лице приветливую маску тоже делало ему честь.
- Мы имеем большие неприятности! - с сиплым придыханием выпалил Булверч и с неприязнью посмотрел на француза. Этот тучный пожилой англичанин терпеть не мог "лягушатников" как народ, но Лесаржа ненавидел особенно сильно уже много лет. Не было ни единого вопроса за всю историю собрания, по которому эти двое совпали бы во мнениях. Словно в пику аккуратному и ухоженному Андре, Роберт Булверч всегда выглядел неопрятно, даже нося строгий костюм человека церкви. Высокий воротник чиновничьей сутаны впивался в дряблый двойной подбородок и делал физиономию англичанина похожей на морду утомленного бульдога в ошейнике. Выражение этой морды не предвещало ничего хорошего. - Мы очень близки к потере контроля.
