Отправляя Тара, я «ловил на одну удочку сразу две макрели». Я рассуждал так, или он дойдет до деревни, вернется и расскажет нам обо всем, что видел, или на его отряд нападут. Разведчики беспрепятственно прошли туда и обратно, беззаботный ученный гулял всю ночь и пол дня, и остался цел, значит в лесу засады нет.
Часовые у ворот тихо переговаривались, в темноте белели гимнастерки. Сейчас на вахте стояли егеря. После недоразумения на корабле, столкновений между рядовыми больше не было, десантники перестали к ним цепляться.
— Хорошо сегодня, тепло, — говорил пожилой егерь, удобно устроившись на лавке возле ворот, — а то, когда холодно у меня ноги болят, — жаловался он.
От нечего делать, я стал прислушиваться к разговору. Среди егерей было немало больных, поэтому я попросил доктора быть к ним внимательней, все-таки нестроевая часть, у кого грыжа, у кого геморрой, у кого плоскостопие.
— Вчера ночью так прихватило, ужас просто.
— Угу, — отозвался второй часовой, — вчера холодно было, я хоть и в бушлате был и то, все время, к костру греться бегал.
Хлопнула дверь казармы и по двору прошли Мас и Жен.
— О! Офицеры пошли кофей пить, — сказал часовой.
— На то они и офицеры, — ответил напарник.
— Вот раньше помню, служил я…..
Стоп! Я чуть не выронил сигару. Слова часового: «вчера холодно было» поразили меня. Я вспомнил лежащую на кровати, в лазарете, теплую клетчатую накидку Аси. Ученый всегда мерз. На корабле, на палубе, он появлялся закутанный до самых глаз, накидка, шарф, широкополая походная шляпа. Вчера ночью было так холодно, что я замерз даже под шерстяным одеялом, а ученный ушел в лес в одном своем нелепом френче, пошитом на военный манер. Это мы здесь новички, а Аси прожил на острове шесть месяцев, ходил по здешним лесам и разбирается в особенностях местного климата. Не был он ни у какой реки. А вот, где был, мы сейчас узнаем.
Я выбросил недокуренную сигару и переложил револьвер из кобуры в карман галифе.
Когда я подошел к лазарету, дверь распахнулась и прямо на меня, с тазом в руках, выбежал долговязый санитар.
— Извините, господин супер-лейтенант, — промямлил он и свернул за угол.
— Почему часового нет? Что у Вас тут творится! — рявкнул я, и вошел внутрь.
На кровати Аси было пусто, простыни смяты, одеяло свалено на пол, из операционной раздавались странные звуки, кто-то хрипел и рычал.
В дверь выглянул растрепанный доктор.
— Не входите! Не входите сюда! — закричал он.
Я видел только его голову и спину. Мне показалось, что он кого-то держит. Видя, что я продолжаю идти, он крикнул, — Выйдете немедленно!
— Что случилось?
— Да, выйдите наконец, — взмолился он.
Я вышел на улицу и поймал санитара, который бежал обратно.
— Что там происходит, рядовой? — спросил я.
— Ученный отравился, помирает, — ответил он и, без всякого почтения, отодвинул меня с дороги.
Аси промучился еще минут десять и испустил дух.
Мы сидели в кают-компании. На столе стоял саквояж Аси, остальные личные вещи, накидку, шляпу и одежду, закопали вместе с телом.
Доктор был угрюм и задумчив. Он молча курил и старался не встречаться с нами взглядом.
— Я осмотрел вещи, — сказал Бад, — ничего необычного: белье, рубашки, бриджи, бритвенный набор, записная книжка, бумага для записей, оружия у него не было, если не считать этого.
Он открыл саквояж, порылся внутри и достал короткий кривой кинжал в цветных кожаных ножнах.
Я взял нож, повертел в руках и бросил на стол.
— Интересная вещица. Чем он мог отравиться?
— Не знаю, — сказал Сол, — мог, что-нибудь съесть в лесу. Фрукты, которые он принес, безопасны, больше никто не заболел. Ему стало плохо сразу после ужина: головокружение, рвота, страшные боли в мышцах, потом паралич. Ужасно.
Нам всем было не по себе. Странная смерть. Если бы Аси просто пропал или погиб от рук дикарей, мне было бы спокойнее. Ощущение, что кто-то стоит за спиной и наблюдает за каждым нашим шагом, стало еще сильнее.
— Я ничего не смог поделать. Все случилось слишком быстро. Сильный яд, — продолжал доктор.
— Да — а, — протянул Бад.
Он подошел к походному буфету, достал коньяк и рюмки.
— Давайте помянем ученого.
Мы выпили не чокаясь.
Сол быстро захмелел и пошел спать. В кают-компании остались только мы с Бадом.
— Перенервничал доктор. Как никак, потерял первого пациента, — сказал Бад, разливая коньяк.
Я не ответил, закурил сигару и развалился на лавке, облокотившись спиной о стену. Коньяк подействовал на меня странно, обычно бодрил, но сейчас потянуло в сон.
— Ты думаешь, Аси подцепил заразу, когда ходил исследовать старые кострища? — спросил Бад.
Он разложил на столе газету и набор для чистки оружия. Это был своеобразный ритуал. Каждый вечер Бад чистил либо револьвер, либо абордажный пистолет. Он говорил, что его это успокаивает.
— Я думаю, что Аси вообще ничего не исследовал.
Бад напрягся и придвинулся к столу, в руке он держал корд, которым собирался заняться. До этого момента я не видел его лица в темноте, горели всего две свечи, они освещали стол и инструменты, оставляя нас в тени.
— Почему? — в неровном свете, его глаза заинтересованно блеснули.
— В ту ночь было очень холодно, а Аси ушел налегке, без верхней одежды, из этого следует, что ушел он недалеко и сидел где-то в тепле, а накидку свою специально оставил в лазарете, чтобы мы не хватились его раньше времени.
Пламя свечей колебалось, отбрасывая на стену и дверь зловещие тени.
— Ерунда. Мы бы все равно его хватились, — с сомнением произнес Бад, — он ушел почти на сутки.
— Ерунда не ерунда, но о его исчезновении мы узнали только через час, и то только потому что он мне срочно понадобился.
— Да, точно, — сказал Бад, — а, кстати, что ты от него хотел?
— Теперь это уже не важно, — я поднял рюмку, — твое здоровье.
Денщик опять натопил печку и в комнате было жарко, хотелось прилечь и вытянуть ноги. Я постарался расположиться поудобнее, но, как не садился, плохо обработанное бревно жестко упиралось в спину.
Бад взял рюмку в левую руку, кивнул и выпил.
На флоте существовала традиция, коньяк всегда пили из маленьких серебряных рюмок. Варды предпочитали большие стеклянные бокалы, они считали, что так полнее ощущается аромат напитка. Не знаю. Я пробовал и так, и так. Эти рюмки подарил нашей морине адмирал Крол, вручая гвардейские значки. Они лежали вместе со столовым серебром и, раз в неделю, Люм старательно их чистил, чтобы серебро не потемнело.
