Я замотал головой, стараясь отогнать от себя жутковатые видения всего того, что могло ждать нас внутри.
– Ты чего? – Лиза заметила.
– Порядок, – я вымученно улыбнулся. – Ты лучше по сторонам гляди.
Только я это произнес, как на противоположной стороне дороги нарисовался Пашка. Он по широкой дуге обогнул небольшое «минное поле», чем заслужил мой слегка удивленный, но одобрительный кивок, и остановился под прикрытием полуобвалившейся стены одного из деревенских домов. Заметив нас, пацан стразу начал делать знаки, явно призывающие к тишине. Хотя мы и без того не собирались шуметь. Люди-то все-таки бывалые опытные, не первый раз по диким местам шастаем.
Когда мы подбежали к мальчишке, тот торопливо зашептал:
– Упыри, здоровенные, раз в пять больше тех, что на нас нападали!
– Ты ври, да не завирайся. Прямо таки и в пять… – я укоризненно покачал головой. – Где они? Близко? А подполковник с белорусом?
– Да тише вы, дядя Максим! – Пашка на меня прямо-таки зашипел. – Они там… – пацан махнул в сторону околицы деревни. – Наши за упырями наблюдают. Меня предупредить послали.
– Веди, – Нестеров развернул Пашку на сто восемьдесят градусов.
– Отставить, – я остановил милиционера. – Толя, ты лучше возвращайся к БТРу. Посмотрите там с Фомой как двери в церковь можно открыть, да так, чтобы не очень их попортить. Вы же у нас два эксперта по этим делам.
На мой приказ Анатолий лишь фыркнул.
– Иди, – я похлопал его по плечу. – Пока упыри к себе под землю не заберутся, мы все равно дверь ломать не сможем. Услышат ведь, падлы!
– Ладно уж, – Нестеров с неохотой развернулся. – Пойду, проверю как там этот, сукин кот, не задолбал еще нашего гиганта научной мысли.
Милиционер ушел. Посмотрев ему вслед, я в который раз подивился странному выбору судьбы, которая свела нас всех вместе. Или все-таки это был Главный? Ведь это он сказал тогда в Подольске, при нашей, мягко сказать, неожиданной встрече у белого троллейбуса: «Хорошую команду мы подобрали». Мы? Он действительно произнес «мы» или это мне только так показалось?
Леший с Главным оборудовали свой наблюдательный пункт в развалинах крупного, должно быть построенного незадолго до прихода ханхов двухэтажного коттеджа. Здание было добротное с толстыми стенами и узкими, похожими на бойницы окнами. Именно это и позволило ему выстоять под ударами всеразрушающей стихии, именуемой война. Разрушенными оказались лишь крыша, частично второй этаж и пристроенный к восточной стене гараж. Еще на подходе к дому, когда я только-только начал оценивать его достоинства, в голове всплыла фраза из любимой книжки моего сына, которую я часто читал ему в детстве:
– Дом поросенка должен быть крепостью, – пробурчал я себе под нос.
– Чего? – Пашка среагировал на мое бормотание.
– Говорю, знатный такой поросенок тут жил, видать из новых русских.
Чтобы пацан не вздумал выяснять кто такие эти «новые русские», я приложил палец к губам, а когда Пашка кивнул, указал ему на вход в коттедж. Пригибаясь, стараясь постоянно находиться под прикрытием здания, мы добежали до двери. Как и полагается в таких домах, металлическая, обшитая деревом, сейчас она оказалась распахнутой настежь. Дверные замки по-простецки вырезали автогеном, и вся надежность конструкции пошла прахом.
Глядя на обугленную полировку и застывшие потеки металла, я вспомнил те дни отступления, когда здесь царила паника и неразбериха, когда каждый думал лишь о спасении своей жизни и жизней своих близких. А вот и нет, выходит не каждый. Нашлись предприимчивые личности, которые, так сказать, воспользовались моментом. Правду говорят: кому война, а кому мать родна. Вот же ублюдки! Подвернись они мне тогда под горячую руку… шлепнул бы и вся недолга.
Тут я отрицательно покачал головой, не соглашаясь сам с собой. Нет, не шлепнул бы. Что значат шмотки, побрякушки, деньги по сравнению с человеческой жизнью? Ничего. И уже тогда мы это хорошо понимали.
Внутри коттеджа все оказалось перевернутым вверх дном. Груды разбросанных вещей валялись по полу. Все они были покрыты толстым слоем темно-серой пыли. Глаз помимо воли отметил очень дорогую мебель из натурального дуба, невероятное количество всякой электроники и ни одной книги, кроме, пожалуй, автомобильных каталогов и гламурных глянцевых журналов. Обидно. Зачитываться романами я, конечно же, не собирался, но самокрутки из них выходят знатные, особенно из тех, что в последние годы печатали. Как говорится в одном старом анекдоте: «Чертовски мягкая бумага!».
– Нам наверх, – Пашка указал на лестницу, ведущую на второй этаж.
– Пошли, – я так и думал, что Леший выберет для НП место где-нибудь повыше.
Мы обнаружили наших товарищей в одной из комнат, окно в которой как раз выходило на северо-запад. Леший с Главным сидели на двух аккуратных стопках кирпичей, добытых из разрушенных стен. Оружие они держали на коленях, готовые в любой момент пусть его в ход.
– Не маячьте у окна, – поприветствовал нас Загребельный. – Живо за стены!
Приказ был выполнен, и только после этого Андрюха пояснил:
– Оказывается, упыри в инфракрасном свете видят. Есть у них в башке какой-то орган, типа ПНВ. Правда, эта штуковина не очень дальнобойная, но рисковать все равно не стоит. – Для того чтобы мы особо не расслаблялись чекист добавил: – И еще, поаккуратней тут, не споткнитесь и не оброните что-нибудь. Они малейшую вибрацию чувствуют.
Время, проведенное в компании с ханхом, не прошло даром как для юного разведчика, так и для опытного подполковника ФСБ. Первый узнал много нового об аномалиях, второй порядком поднаторел в упыреведении.
– А слышат они как? – поинтересовалась Лиза. – А то Пашка на нас всю дорогу цыкал: «Тише да тише!».
– Звуки это тоже колебания, только воздушные, так что Павел был абсолютно прав, – Главный наградил мальчишку одобрительным кивком, после чего добавил: – Но сейчас уже можно говорить спокойно. Упыри покинули деревню и возвращаются к себе на кладбище.
Слова ханха фактически стали разрешением потихоньку, особо не высовываясь, выглянуть в окно, что Пашка, я и Лиза тут же и проделали. Нашему взору открылось обширное пахотное поле. В ранних сумерках при свете багровых облаков оно казалось покрытым тонким саваном темного тумана, под которым иногда проскальзывали непонятные, невесть откуда берущиеся желтовато-белые всполохи. Мертвое тело Земли словно исходило гноем, сочилось трупными испарениями, и вот именно в них, наслаждаясь своей стихией, барахтались и резвились отвратительные серые бестии.
Упырей было штук семь-восемь. Они походили на стаю бездомных собак, копошащихся на пригородной помойке, дерущихся за особо лакомые куски. Отчасти это было верно. Судя по всему, трупоеды откапывали из земли какую-то мелкую живность, то ли волосатых червей, то ли желеподобных серых медуз, которых в последнее время развелось хоть пруд пруди. Твари чувствовали, что ночь уже не за горами, а потому все время сужали круг своих поисков, постепенно приближаясь к родному дому.
