— Что его убило? — спросил Гришко.
— Можно было бы предположить, что высокая температура, — неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. — Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.
Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.
— Что? Его? Убило? — четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.
— Не знаю, — честно призналась Таня.
Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.
«Я знаю, — подумал Стас. — Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».
Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?
Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее — не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик — не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше — не беда.
— Старый глупый еврей, — прошептал Михеич, глядя на покойника. — Какого ж ты хрена так, а?
Глаза компьютерщика блестели от слез.
В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.
* * *
Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода — в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.
Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…
На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Олгой-хорхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.
Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.
Двигались в щадящем режиме. Гришко берег потрепанную машину и нервы людей. А еще он снова хотел поговорить. Причем разговор намечался не из простых.
Полковник смотрел на Стаса. Хмурый такой, озадаченный, настороженный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, Стас валился с ног от усталости, и ему уже было на все наплевать.
— Мне нужно отдохнуть, — сказал он.
— Отдохнешь, — согласился полковник. — Только сначала я хочу выяснить раз и навсегда, кто ты и что ты.
Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.
Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?
— Меня зовут Стас, — пожал плечами Стас.
— Не ерничай.
— А большего я не смогу сказать при всем желании.
Гришко недовольно поджал губы:
— Сегодня погиб Додик.
— Разве в этом виноват я? — спросил Стас.
«Разве только я в этом виноват?» — наверное, так было бы правильно.
Его словно не слушали.
— Это многое изменило, — продолжал Гришко. — И может изменить еще больше. В том числе и отношение к тебе.
Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.
— А почему Додик погиб? — Стас почувствовал, что теряет контроль над собой и своими словами. Это было небезопасно, но это его уже не беспокоило. Просто надоело бояться и беспокоиться. Просто на это не оставалось сил. — Кто не захотел возвращаться в лабиринт, когда еще можно было вернуться?
«И кто не мог убедить вернуться?» — не преминул вставить подленький внутренний голосишко.
Стас поморщился. Гришко тоже. Ну да, неприятные слова, неприятные мысли…
— Нам надо было просто вернуться, — вздохнул Стас.
Для тебя так надо было, полковник, и для меня тоже.
— Возможно, если бы мы вернулись, то блуждали бы по лабиринту до сих пор, — с трудом сдерживаясь, произнес полковник. — А может, уже сдохли бы там все.
Что это? Нежелание признавать свою вину? Тупое упрямство и стремление убедить себя и окружающих в том, что он, полковник Гришко, прав всегда и во всем? Или…
Или — кто знает? — может, действительно, они сдохли бы там все. Все-таки подземный лабиринт, сплетенный из корней мирового древа, нельзя назвать безопасным местом. Даже если по нему ведет Колдун.
С минуту они молча смотрели друг на друга. Стас видел, как Гришко борется с гневом. Пальцы полковника поглаживали кобуру. Кобура, кстати, опять расстегнута.
— Ладно, — наконец, выдохнул Гришко. — То, что мы потеряли Додика, — плохо, но это не самое главное.
«Даже так? — Стас с интересом посмотрел на собеседника. — Что же тогда для тебя, полковник, главное?»
— Пока реактор работает без сбоев, его можем контролировать я и Михеич. Даже я один справлюсь. Но вот люди…
Ах да, людей ведь тоже надо контролировать. Вот что хочет сказать Гришко.
— Люди взволнованы, напуганы и подавлены.
А разве могло быть иначе?
— Но и это тоже не главное.
Так-так-так… Стас внимательно слушал дальше.
— Сегодня ты вел «крота», а я выполнял твои указания, как какой-то мальчишка, просто потому что у меня не было выбора, — теперь слова давались Гришко с трудом. — Я никак не мог повлиять на ситуацию.
«Вообще-то, повлиял. И именно поэтому Додик погиб», — мысленно поправил Стас. Но только мысленно. Впрочем, Гришко угадал, о чем он думает. Наверное, сейчас направление его мыслей угадать легко.
— Я попытался повлиять, но… — Тяжелый вздох, скорбное покачивание головой. — В общем, получилось плохо. Жаль Додика.
И все же не похоже на искреннее и глубокое чувство вины. Скорее — на досаду.
— Додик был… — Полковник задумался. Видимо, подбирал подходящее определение. — Толковый он был. Полезный.
И все? И всего-то? Старый соратник и верный помощник, ушедший в мир иной в том числе и из-за упрямства Гришко, удостоился от командира лишь этих слов. Не скупо ли? Не маловато? Стас, который почти не знал атомщика, и то мог бы сказать о нем больше.
Но, видимо, разговор сейчас действительно шел не о покойнике.
