— Мне нужно, чтобы ты довел сделку до конца.
— Тогда можешь расслабиться. Наши планы совпадают.
— Не думаю, — бровь Хасана опять стала углом, голос все больше напоминал змеиное шипение.
— Вот что мне более всего претит в вашей религии, — сказал Сергеев, смакуя вкус блюда, стоящего перед ним, — так это то, что, обманывая меня, ты даже не грешишь. Нельзя же так бесцеремонно врать. Я ведь понимаю, что в этой истории покупатель не ты.
Нукер осклабился.
— Жадность — плохое качество, Хасан. Ты рискуешь вызвать гнев с обеих сторон. И со стороны продавца, и со стороны тех, кого ты собрался подвинуть. Опять дашь больше?
— Не дам. На этот раз у меня нет таких полномочий. Но груз мне нужен.
— Дело твое. Рискуешь своей головой. Но есть еще один аспект проблемы. Мои партнеры. Прошлый раз груз ушел в другую сторону. Второй раз им такое с рук не сойдет…
— Не волнуйся, — сказал Хасан. — На этот раз все будет не так. Груз поступит по назначению.
— Вот даже как? — переспросил Сергеев. — Интересно. Наш Иисус когда-то накормил десятью хлебами несколько тысяч страждущих. Надеюсь, что с именем Аллаха на устах тебе удастся сделать так, чтобы один груз благополучно пришел в два разных места. Я на это с удовольствием посмотрю.
— Он не придет в два места.
— Тогда о чем мы говорим?
— Мы говорим о том, что груз исчезнет по дороге. Африка — опасный континент. Джибути — мятежная провинция.
Сергеев помолчал, внешне сохраняя абсолютное спокойствие.
«Как много, однако, можно узнать за короткое время. Интересно, Базилевич жив? А если жив, то цел?»
— Он жив, — сказал Хасан, предугадывая вопрос и явно наслаждаясь моментом. — Я его и пальцем не тронул. Ты это хотел узнать?
— Это хорошо, — произнес Сергеев неторопливо. — Хотя, если честно, мне на это наплевать. Блинов и Рашид знают о том, что ты задумал?
Нукер рассмеялся.
— Пока нет. Ты им скажешь. Потом.
— Почему ты не договорился с ними? К чему столько сложностей? Купить всегда легче, чем украсть. Это всего лишь вопрос денег…
— Знаешь, деньги всегда имеют хозяина. А украсть всегда дешевле.
— Ну, — протянул Сергеев, — я бы так не сказал…
— Тут не о чем спорить!
— Хорошо. Не будем. Зачем тебе для этого я?
— Ты украдешь для меня этот груз, Сергеев.
Теперь рассмеялся Михаил.
— Я?! Хасан, ты это о чем?
— Я о том, что груз уже приближается к Восточному побережью. И завтра нам надо быть на месте.
— Нам — это кому? Мне и тебе?
— Остальные ждут нас там.
— Осталось выяснить одно, что может заставить меня выступить на твоей стороне? — спросил Сергеев. — Я не Базилевич. Со мной так просто не получится.
— С тобой получится еще проще, — сказал Хасан, наблюдая за ним поверх линз своих щегольских очечков. — Значительно проще, чем ты думаешь.
Он улыбнулся всеми мышцами лица, словно это было не человеческое лицо, а игрушечная клоунская маска из мягкой пористой резины, одевавшаяся на пальцы, — у Сергеева была такая в далеком детстве. Улыбнулся всем, кроме глаз: они оставались прежними — настороженными, злыми. И добавил:
— Умка.
Государь император всея Руси Александр Александрович Крутов был слегка обескуражен. Предстоящая встреча напрочь ломала установившуюся традицию: государь не дает аудиенций в Дни празднования возрождения династии. В эту неделю император не занимался делами уже пять лет. И, справедливости ради, надо отметить, что помимо десятидневного отпуска на Байкале и нескольких уик-эндов на родной Балтике, в Петергофе, эти дни были единственными днями за год, в которые над Александром Александровичем не довлели дела государственной важности.
Другими делами Крутов давно не занимался.
Но Бидструп настаивал на встрече, а однокашникам, тем более при таких, тобою же выданных, погонах, не отказывают. Не стал бы Паша бить в колокола, если бы не имел на то оснований. Ой, не стал бы… Он, и веские причины имея, скорее, промолчит, чем станет паниковать по пустякам! А тут… Официальное «мыло» на Императорский секретариат, личный звонок референту… И все это после официального ответа, что государь император в праздничные дни не принимает никого.
Отправляя Бидструпа «рулить» Конторой, Александр Александрович полагал, что проблем с Павлом Андреевичем возникать не будет. И, надо сказать, до настоящего времени их не возникало. Значит, повод так настаивать есть, и повод существенный.
Контора существовала в «спящем» режиме, практически не оказывая влияния на политику империи, выполняя исключительно представительские функции и тайные поручения государя императора только последние годы, — это случилось уже после потопа и было личным распоряжением Крутова. После тех памятных событий, страшных обвинений со стороны недругов и под угрозой возможной «засветки» эта маскировка была единственным шансом вывести Контору из-под удара. Терять людей, прошедших уникальную школу, проверенных и преданных империи и ему лично, государь император не хотел. Оставлять же активной действующей единицей — просто не мог.
Не стал он и «зачищать» Контору — хоть решимость и определенные возможности к тому были — просто на время официально отодвинул от реально важных дел, облагодетельствовал, закрыл глаза на «подработки» (все руководители страны закрывали глаза на «халтурки» конторских ребят начиная с 1991 года, иначе и Конторы б уже не было!) руководства. И даже способствовал кое в чем, направляя энергию бывших подчиненных в нужное империи и себе русло.
Бидструп после назначения ожиданий не обманул. Официально не относящаяся к Службе внешней разведки Контора, не высовываясь и не требуя орденов на грудь, постепенно восстановила старые агентурные связи, наладила сбор информации и даже потихоньку занималась вербовкой в дружественных и недружественных странах. Учитывая специфику прежних дел «конторских служащих», и агентура вербовалась специфическая, боевая и отчаянная — не «белые воротнички» или профессура, а пригодная к решению самых разнообразных проблем и самыми нетривиальными методами.
В расколовшемся на части мире иначе было нельзя.
Мир зависел от того, что скажет Россия, что сделает, как на кого посмотрит. СССР проиграл гонку вооружений, но Россия выиграла сырьевую гонку. Газ, нефть и уголь правили бал. Центры мирового сосредоточия силы давно уже совпадали с нефтяными и газовыми залежами.
Россия.
Арабский мир.
Южная Америка.
Китай, конечно, был могуч, но плотно сидел на нефтяной игле. Европа, раздираемая национальными противоречиями, была ближе к России, чем к Америке и особого выбора — с кем дружить — не имела, посему дружила, но с видимым отвращением, на которое и самому Крутову, и его империи было свысока наплевать.
