— Я ждала тебя в среду, Каспар, — сказала она, словно это он был виноват в этой чудовищной ситуации. И ещё она была очень, очень хороша. Эмми это знала и даже не пыталась прикрыться халатом.
— Извини, — сказал Кархард, а затем достал пистолет.
Маклер тут же поднял руки и стал предлагать деньги:
— Мы цивилизованные люди, солдат, зачем нам эти пистолеты?
Выхватив из брошенных штанов чековую книжку, он с готовностью поднял на Каспара глаза, ожидая, когда тот объявит цену отступного, но лейтенант Кархард молчал.
— Двадцать тысяч дархамов, дружок, и мы расходимся. Идёт?
— Нет, не идёт, — медленно проговорил Каспар, не отрывая взгляда от прекрасной и теперь уже чужой Эмми.
— Что бы ты ни думал, я всегда любила только тебя, — сказала она, и Каспар ей поверил, однако это уже ничего не меняло.
— Тогда сто тысяч, камрад! Это хорошие деньги, за них ты найдёшь себе настоящих верных подруг, а не эту сучку!
И тогда Каспар выстрелил. Он стрелял в Эмми и попал ей в живот. Бедняжка переломилась пополам и повалилась на диван, зажимая рукой рану.
— Я прощаю… тебя… Каспар… — собравшись с силами, прошептала она.
— Я тебя тоже, дорогая, — ответил ей Кархард и направил пистолет на маклера.
— Миллион!!! — заорал тот.
— Нет, — покачал головой Кархард.
— Но почему, болван?!! Почему?!!
— У тебя на заднице волосы рыжие…
— Но это же смешно! — всплеснул руками маклер.
— Кому как, — не согласился Каспар и быстро выстрелил несколько раз подряд.
Большое тело маклера рухнуло на пол, заливая кровью новый палас, который вместе с мебелью и домом обошёлся Каспару в немалые деньги. Пришлось брать кредит в банке, но теперь все это уже не имело значения.
Каспар подошёл к Эмми и заглянул в её глаза, где ещё теплилась уходящая жизнь.
— Я тебя люблю, — сказал он ей и добил последним выстрелом милосердия. Затем не оглядываясь направился к выходу, а через минуту дом уже пылал ярким пламенем, и пустотелые конструкции с треском рушились, поднимая к небу миллионы искр…
От очередного приступа тяжёлых воспоминаний майора Кархарда отвлёк зуммер рации.
— Слушаю, — отозвался Каспар, переключаясь на служебные обязанности.
— Это лейтенант Скизи, сэр!
— Слушаю тебя, Скизи. Нашли этих ублюдков?
— Ещё нет, сэр, их следы обрываются, к тому же сейчас темно… Однако мы нашли кое-что другое. Четыре трупа урайцев, сэр…
— Трупы урайцев? Откуда они взялись?
— Пока неизвестно. Мы всё время шли по следу и неподалёку от стоянки… знаете отстойник на двадцать шестом километре?
— Ну конечно.
— Вот там, в сотне метров обнаружили слишком мягкий грунт, а сверху был аккуратно уложен дёрн. Мы стали осторожно его снимать, предварительно прозвонив миноискателями. Потом пришлось копать, и на глубине чуть меньше двух метров нашли четыре тела урайцев. На них офицерское бельё, сэр, очень высокого качества.
— А запястные датчики?
— Датчики есть, но опознать тела это не помогло — на экране сканера появляется запись «в доступе отказано».
— Наверное, они из закрытых отделов УРУ. Но это мы выясним… Что со следами повреждений на телах? Как их убили?
— Вот тут проблема, сэр, — замялся Скизи. — Возможно, конечно, виновата темнота и более подробный вывод сделают эксперты, но уже сейчас можно сказать, что на них нет огнестрельных, колотых или резаных ран. А лица, я бы сказал, умиротворённые. Только улыбок не хватает.
— Может, инъекция наркотика?
— Не исключено, сэр…
— Ладно, вези их в лабораторию и скажи, чтобы эти умники начали работать немедленно — до утра ждать мы не можем.
— Слушаюсь, сэр.
На этом разговор закончился, и каждый занялся своим делом.
Каспар для начала побеспокоил Пятьсот десятого. Он не особенно жаловал урайцев, но к начальнику промышленной зоны относился терпимо, поскольку тот не был таким занудливым, как остальные представители коренной урайской нации.
— Привет, майор. Чего плохого скажешь? — поинтересовался Пятьсот десятый.
— Почему сразу о плохом?
— У тебя голос металлом звенит, когда дело худо… «Надо же, — удивился Кархард. — А я и не замечал».
— На территорию проникли диверсанты, сэр.
— То есть они не утонули в болоте, как докладывал нам «защитник-387»?
— Да, сэр, «защитник», как всегда, погорячился. Однако эти парни потеряли всю взрывчатку, оружие и продукты.
— Вот как? — Пятьсот десятый посопел носом, видимо прикидывая, как нелегко воевать без оружия, да ещё на пустой желудок. Для самого Пятьсот десятого последнее обстоятельство было невыносимым. — Полагаю, это ещё не все?
— Не все, сэр. Кажется, они умертвили четырех представителей Разведывательного управления. Вам ничего не известно ни о каких тайных миссиях?
— Откуда, Каспар? Если уж миссия тайная, то для меня в первую очередь.
— Нам нужно опознать тела, сэр, но вы же знаете, специальные отделы УРУ будут молчать, как в примарской контрразведке.
— Я понял тебя, Каспар. Я свяжусь с нужными людьми, и через полчаса ты можешь идти по официальным каналам — всё будет смазано.
— Спасибо, сэр.
Ночь застала Ламберта за обычным занятием. Он продолжал терять свою солдатскую прочность в объятиях нежной девы. Лишь вой авиационных турбин заставил Ника вспомнить о воинском долге и прервать свой бесконечный марафон.
— Ну майо-о-ор, не уходи-и-и, — капризно протянула Элеонора.
— Ты слышишь? Во дворе приземлился гиббер.
— Ну и что? Опять привезли образцы для исследований. Утром Хоуп раздаст работу и мы обо всём узнаем.
— Нет, я всё же пойду. — Голос Ламберта обрёл прежнюю командную твёрдость. — Мне нужно знать, чем здесь занимаются ваши эксперты.
— Ну ведь что-то тебе уже известно, — промурлыкала лейтенант Файвер и потянулась, как кошка.
— Это ещё не все, детка.
Майор заскочил в душ и уже через минуту надевал одежду на мокрое тело — времени сушиться не было.
Выйдя в коридор, он обнаружил там почти весь личный состав лаборатории.
Через распахнутую во двор дверь проникал яркий свет от рефлекторов гиббера, который продолжал надсадно выть, даже коснувшись посадочной площадки.
— Так, все здесь? — спросил Хоуп, бросив на Ламберта короткий насторожённый взгляд. — Тогда пошли таскать объекты!
И с этими словами капитан-инспектор вывел своих людей на ночную разгрузку.
Майор Ламберт осторожно подобрался к дверям и, выглянув наружу, увидел суетившихся возле гиббера людей, которые выносили и ставили на бетон длинные ящики. Ник сразу понял, что в них, и в этом не было ничего необычного, однако то, что ящиков оказалось четыре, ему совсем не понравилось.