– Это не ответ.
– Это теория!
– Какого черта нас вообще сюда забросили! Раз уж ликвидаторы ничего не нашли, что мы-то раскопаем?..
– Поселок здесь был!
– Иди, скажи об этом Безбородко.
– А что – Безбородко? Безбородко-то, скорее всего, нам верит. Но и над ним начальство имеется.
– И что мы должны найти, чтобы нам поверили? Пару обожженных черепов или корни информационных башен?
– Ни того ни другого здесь нет! Определенно!
– Что же мы тогда ищем?
– Погибель свою, – по-прежнему глядя в сторону, мрачно изрек Синеглаз.
– Кончай, Петрович, – болезненно скривился Пущин. – И без тебя тошно.
– Вот именно, что без меня… – Синеглаз через плечо глянул на сбившихся в группу бойцов и неожиданно усмехнулся: – Вы на небо давно смотрели?
Все разом запрокинули головы и посмотрели вверх.
– Ч-черт…
– Оно как будто готово упасть…
– На нас.
– Точно!
Небо действительно выглядело странно. Не так, как всегда. Причиной тому, скорее всего, было черное, пустое, выжженное пространство, в центре которого находились бойцы. По контрасту с ним небо, казалось, обретало плотность, объем и вес. Оно просто обязано было упасть – ради того, чтобы уничтожить или хотя бы сокрыть ту пакость, что была содеяна людьми. И как ни убеждай себя, что это всего лишь иллюзия, ощущение было такое же, как если стоишь под ненадежно закрепленным грузом. Сорвется или нет – как повезет. А ставка в игре – твоя жизнь. Не столько страшно, сколько унизительно и противно от осознания собственного бессилия.
– Надо убираться отсюда, – быстро-быстро затряс головой Муратов. – Убираться на фиг…
– Не суетись, – попытался успокоить его Стецук. – Вот вернется сержант…
– А что, если он не вернется? – мрачно, будто обязанное сбыться пророчество, изрек Синеглаз.
– Точно, – обеими руками ухватившись за автомат, медленно попятился назад Ерохин. – Он не вернется.
– Куда собрался? – поймал его за ворот Пущин.
– Пусти! – дернулся Ерохин.
– Дурак, – Герасим как следует встряхнул бойца и отпустил. – Кругом болота. Для того чтобы выбраться отсюда, нужно вертолет вызывать.
– Свяжись с сержантом, – не то попросил, не то приказал Стецуку Портной.
– А почему я? – удивился тот. – У тебя тоже ПДА есть – вот ты и свяжись.
– В отсутствие сержанта ты старший в группе.
– И что я ему скажу?
– Узнай, все ли у него в порядке.
– Ладно.
Стецук отдернул рукав куртки на левой руке. Дисплей ПДА словно серое бельмо затянуло. Ефрейтор удивленно поднял бровь и для начала пару раз нажал кнопку автотеста. Не добившись никакого результата, он, как и принято в подобных ситуациях, на всякий случай постучал ногтем по дисплею.
– Не работает.
Портной посмотрел на свой ПДА.
– У меня тоже.
– И у меня, – прошептал Муратов.
– Временный сбой из-за всплеска инфразвуковых шумов, – успокоил всех Игоряша. – Нормальная природная аномалия.
– Нормальная аномалия, – усмехнулся Ерохин. – Это ты хорошо сказал.
– Хрен с ней, с аномалией, – с автоматом в руках Портной медленно повернулся на месте, окинул взглядом окрестности. – А вот позиция у нас – хуже некуда.
– Точно, – согласился Пущин. – Мы тут как на ладошке.
– А что, на нас должны напасть? – попытался пошутить Игоряша.
– Не нравится мне все это! – снова затряс головой Муратов. – Совсем не нравится!
Никто почему-то даже не спросил, что именно ему не нравится.
– Портной прав. – Ефрейтор сунул большой палец под автоматный ремень на плече. – До возвращения сержанта нам нужно рассредоточиться и занять оборонительную позицию.
– Ребята! – в непонимающем жесте поднял руки к плечам Дробинин. – Здесь же никого, кроме нас, нет!
– Помнится, в прошлый раз, когда мы пришли в поселок, – Стецук щелкнул зажигалкой, – которого, как оказывается, на самом деле не было, – он посмотрел на голубоватый язычок пламени, погасил зажигалку и спрятал в карман, – нам тоже казалось, что все нормально. Все хорошо. Все просто замечательно!
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – изрек бородатую мудрость Ерохин.
– В общем, так: расходимся в стороны. Ерохин, Дробинин и Пущин – на север; Муратов, Егоркин и Портной – на восток; я, Дергачев и Петрович – на юг. Добираемся до нетронутой огнем земли, проводим короткую зачистку местности и занимаем оборонительную позицию. Огонь без предупреждения по любой движущейся цели. Кроме сержанта, все остальные – враги. Связь через ПДА, – ефрейтор еще раз глянул на серый дисплей, щелкнул по нему ногтем. – Игоряша обещает, что они скоро заработают.
– Заработают, – уверенно кивнул Дробинин.
– Собираемся вместе после того, как вернется сержант. Все ясно?
– А как же мое оборудование? – указал на расстеленную на выжженной земле палатку Дробинин. – Мы что, его тут бросим?
– Да кому оно нужно, – усмехнулся Портной.
– Все! – щелкнул пальцами Стецук. – Разбежались!
Психопатическую нервозность, в той или иной степени охватившую всех без исключения членов группы сержанта Макарычева, нельзя было назвать внезапной. Признаки ее начали проявляться сразу после того, как стало известно, что предстоит вернуться назад, на место, где три дня назад стоял поселок болотных отшельников, уничтоженный в результате ракетного удара. Целью которого были, конечно же, не люди, а информационные башни. Но кому от этого было легче? Каждый в группе чувствовал, что это он, заодно с другими, направил ракеты на выживших из ума аборигенов. Почти открыто необычное, взвинченное состояние бойцов начало проявляться в вертолете. Никому не хотелось возвращаться назад – туда, где они пережили далеко не лучший из дней своей жизни. Да что уж там, это был день, который просто хотелось забыть, стереть, вычеркнуть из памяти. Раз – и не вспоминать больше. Никогда. Как будто и не было ничего. Ни жуткого состояния беспомощности, когда оружие рассыпается в прах, а от толпы рипов отделяет лишь тонкая дощатая стенка. Ни дикой ночной бойни. Ни последовавшего затем панического бегства. Ни морочного блуждания в тумане, здорово смахивающего то ли на галлюциногенный бред, то ли на умопомрачение. Ни странного старика, назвавшегося Дагоном, способного не то менять реальность по собственному усмотрению, не то пролезать в зазор между различными вариантами реальности. Что это было? Безумие? Никто не хотел с этим соглашаться. Переход в иную реальность? В это невозможно было поверить. Подсознательное ожидание неизбежной беды достигло пика, когда они оказались посреди черного, выжженного пятна, сверху похожего на готовую проглотить все и вся черную дыру. В жутком, сюрреалистичном месте, где не осталось ничего живого. Где смерть была полноправной хозяйкой. И лучше бы все так и осталось. Но нет – объявился Дагон. И – сложившаяся было картина мироздания вновь потеряла точку опоры. И – прервалась дней связующая нить. И – разум превратился в картинку, рассыпавшуюся на две тысячи триста пятьдесят шесть крошечных фрагментов. Это был кошмар, ставший явью. Или же явь, обернувшаяся вымороченным кошмаром.
